Читать книгу "Целительная сила любви - Екатерина Романова"

Ольга развернулась, прошла мимо Метелина, обдав его запахом церковного ладана и терпко-сладким ароматом своей кожи, отворила дверь, которая все это время была не заперта, и выпустила незваного гостя на улицу.

Уходя, Александр злился. Он не очень понял, что имела в виду Ольга, почему отвергла его предложение. Вроде и не проявила злости, обиды или неприязни, при этом и предложению не обрадовалась и даже не смутилась, а просто расчетливо отказалась. Что случилось? Твердо решив назавтра завести этот разговор снова, Алекс отправился проведать Дуню, которая скорее всего давно уже хлопотала по дому.

Вечером Алекс снова отправился прогуляться. Ноги сами несли его к домику Ольги, будто ему необходимо было знать, где она и чем занята. Когда он подошел, уже совсем стемнело. В окне горела свеча. Алекс сел на садовую скамейку, раздумывая, чем сейчас занимается его любимая. Любимая? Испугавшись этого слова, Метелин попытался тут же заменить его другим, но не смог подобрать более точного. Эта женщина занимала все его помыслы вот уже целый месяц, каждый день которого наполнен ею до самых краев. Каждый ее взгляд, улыбка, полувздох и полужест хранились в его памяти. Кому он столько времени врал, самому себе или ей, кого боялся и от кого убегал? Ему 35 лет, солидное состояние, серьезное образование, а до сих пор ни жены, ни семьи, ни просто дорогого и близкого человека.

Именно сейчас, в темном влажном саду на скамейке, Алекс осознал вдруг, что никого роднее Ольги у него просто нет. Именно ей захотелось рассказать всю свою длинную, неприкаянную историю жизни, которая похожа на тысячи других, но лишь для нее одной может оказаться важной. Метелин чуть не прослезился от болезненной волны умиления, захлестнувшей его.

В этот момент вдруг послышался шорох, и взгляд смог уловить еле различимое движение у окна, после чего кто-то стукнул по ставням и раздался детский громкий шепот.

— Матушка, Ольга! Тятька звать велел, к вам карета приехала.

Свеча в комнате тотчас погасла. Через минуту на крыльце показалась Оля в струящейся накидке поверх платья и в шляпке, закрывающей волосы, и часть лица.

Алекс напрягся. Ольга взяла девочку за руку и отправилась с ней в сторону деревни. Стараясь унять дрожь волнения, Метелин снова пошел следом. Ольга завела ребенка в сторожку, побыла там несколько минут, а потом вышла и уверенно направилась к околице. На небе светила луна, поэтому силуэт девушки было видно издалека. В сторожке повозились немного, а затем заперли дверь на засов. Почти в этот же момент Алекс заметил карету, скрытую ивами, и руку, которую кто-то невидимый молча подал Ольге. Девушка, подобрала подол платья и оказалась внутри повозки. Лошади рванули с места.

Алекс наблюдал за этим как завороженный, но, как только карета тронулась с места, вздрогнул и бросился обратно к сторожке.

— Куда она поехала?! — гневно вопрошал он заспанного крестьянина, который мужественно не говорил ни слова. — Срочно велите седлать коня, — закричал Метелин показавшимся на печке детишкам.

Пострелята, как ветер, бросились к конюху исполнять приказание. Анечка тихо захныкала на кровати, и мать прикрыла ее пестрым одеялом почти с головой, чтобы не провоцировать гнев барина.

Метелин продолжал трепать сторожа, требуя, чтобы тот немедленно сказал ему, с кем и куда уехала Ольга.

— Матушка не велит говорить!

Степан стоял, как неприступная гора, и запугать этого честного и преданного крестьянина не представлялось возможным. Алекс еще недолго поприрекался с ним, даже ударил. Степан лишь опускал лицо и не говорил ни слова.

Вскоре прибежали дети, но почему-то привели с собой не оседланного коня, как ожидал совсем рассвирепевший Метелин, а заспанного Расточного, который в два счета оценил обстановку.

— Пойдемте, батюшка Александр Николаевич, я вам кое-что покажу. Оставьте честную крестьянскую семью перед праздничком, деткам рано к заутрене подниматься. Не грозите всеми карами. Слуги вернее, чем Степан, нынче не сыскать, он за вас голову отдаст, зачем же вы его обижаете.

С этими словами, произносимыми нараспев, смешно подергивая бороденкой, Фома Лукич почти выволок Метелина из дома и потянул к поместью. Вырываться было бесполезно, потому что вертлявый Расточный висел на руке, как пиявка, к тому же, видя всеобщий сговор, Алекс смирился с тем, что ему сейчас расскажут еще что-то не особо приятное про Ольгу. С этими мыслями он волок на себе управляющего и все ждал, когда же станет хоть что-то понятно.

— Скажи мне, Фома, вредный и дерзкий помощник Истопина, куда подевалась Ольга?

— А с чего это вам, Александр Николаевич, охота пристала следить за ней? Али влюбились?

— Не паясничай, Фома! Она уже второй раз встречается с этим человеком, и я имею право знать, в чем дело! Может, она за моей спиной готовит государственный переворот, заговор или преступление.

— Может, и готовит, — вкрадчиво прошелестел Расточный. — И что вам с того? Помогать, что ли, будете?

— Да как ты смеешь?!

— Ладно, ладно! — Фома подергал бородой и вздохнул. — Что же вы, батенька, карету Разумовского-то Алексея Григорьевича не разглядели, ведь приметная же колясочка-то, не в пример нашим.

— Разумовского? Так это Алексей Разумовский? Позвольте, это же фаворит цесаревны Елизаветы!

— Да буде вам, буде, — зашикал Фома. — Ну, да, фаворит, ну, цесаревны, все знают, а кричать-то об чем?

— Зачем с ним поехала Ольга?!

Александр готов был взвыть от бессилия, хорошо представляя безнравственность, царящую при дворе веселой цесаревны. Не зря Елизавету не жаловали обе последние царицы! Что Анна Иоанновна, что Анна Леопольдовна в ветреной Елизавете видели много вреда и опасности. А кроме того, ветрености и расточительности. Говорят, что Елизавета прекрасно танцует и жалует способных крестьян милостями, о бесконечных ее развлечениях тоже ходят легенды! Зачем Ольге эти карнавалы. Изощренный двор цесаревны погубит ее, даже имени не спросив.

— Так брат он ей… — попросту сообщил Расточный и поскреб носком сапога землю до нелепости комично.

— Кто брат?

— Так Разумовский, стало быть, Алексей. Алешко этот, брат Оленькин, он ее из Лемешей привез, когда мать-то померла ее, а сам он тогда цесаревне приглянулся, потому что пел, что твой соловей. Голос у него ангельский. Вот и полюбился этот голос Елизавете.

— Ты хочешь сказать, что сейчас Ольгу увез ее родной брат, Алексей Григорьевич Разумовский? И она при этом Ольга Ивановна Истопина? Фома, я тебя убью.

Расточный поежился от ночного свежего ветерка и изобразил на лице скуку.

— Скорее всего не убьете. — Фома опять привычно паясничал и чувствовал себя при этом как рыба в воде. Казалось ему известно что-то такое, чего никто на свете не знает, кроме него, но в то же время знать просто обязаны. — Ну почему же сразу-таки и родной брат, не совсем, стало быть, родной. Она к нам приехала, звалась Ольга Григорьевна Розум. Папашей ее числился казак из Лемешей, мать турчанка была. Только померла она, а девчонка в Лемешах больше не имела родных. Чтобы там не съели ее за мамкины грехи или не испортили по малолетству, и привез ее сюда братец. Добрый, стало быть, он.