Читать книгу "Сталин. Путь к диктатуре - Абдурахман Авторханов"

«Делегации ВКП (б) (то есть Сталину — А. А) пришлось внести в тезисы (Бухарина. — А. А.) около 20 поправок. Это обстоятельство создало некоторую неловкость в положении Бухарина… И вот… из делегации (то есть от Сталина. — А. А.) вышли по сути дела новые тезисы по международному положению, которые стали противопоставляться иностранными делегациями старым тезисам, подписанным Бухариным… Я хотел бы отметить четыре основные поправки, внесенные в тезисы Бухарина…

Первый вопрос— это вопрос о характере стабилизации капитализма. У Бухарина выходило, что… капитализм реконструируется и держится в основном более или менее прочно…

Второй вопрос — это вопрос о борьбе с социал-демократией. В тезисах Бухарина говорилось о том, что борьба с социал-демократией является одной из основных задач секций Коминтерна. Это, конечно, верно. Но этого недостаточно. Необходимо заострить вопрос на борьбе с так называемым „левым“ крылом социал-демократии…

Третий вопрос— это вопрос о примиренчестве в секциях Коминтерна. В тезисах Бухарина говорилось о необходимости борьбы с правым уклоном, но там не оказалось ни единого слова о борьбе против примиренчества с правым уклоном…

Четвертый вопрос— это вопрос о партийной дисциплине. В тезисах Бухарина не оказалось упоминания о необходимости сохранения железной дисциплины в компартиях…»

Перечислив эти «убийственные» обвинения, Сталин патетически закончил эту часть своей речи на апрельском пленуме словами:

«Бухарина мы любим, но истину, но партию, но Коминтерн мы любим еще больше. Поэтому делегация ВКП (б) оказалась вынужденной внести эти поправки в тезисы Бухарина».

Я не хочу, чтобы у читателя создалось впечатление, что я стараюсь здесь реабилитировать Бухарина в его споре со Сталиным. Мне важно указать на своеобразные приемы Сталина в полемике с противниками. Сталин сознательно утрировал мысль противника, чтобы объявить ее ересью. Он намеренно разрывал ее на части, чтобы она потеряла всякий смысл. Там же, где ни то, ни другое не удавалось, он поступал просто: извольте, почему у вас не сказано о том, о сем, о третьем, о двадцатом?! Мне кажется, что Бухарин очень удачно и прямо в его собственном стиле ответил Сталину на том же VI Конгрессе, когда, оглашая свои злополучные тезисы и имея в виду «20 поправок» Сталина, заявил:

— Я не охватил всех вопросов, но недаром Кузьма Прутков сказал «плюньте в глаза тому, кто скажет, что можно объять необъятное!»

Сталин, однако, не успокоился тем, что один раз дезавуировал Бухарина в самом Коминтерне. Надо было покончить со «славой» Бухарина как теоретика ВКП(б) и Коминтерна и в «братских партиях». За выполнение этой задачи взялись вернейшие оруженосцы Сталина: во Франции — Торез, в Германии — Тельман, в Чехословакии — Готвальд.

Тельман дошел до того, что публично критиковал доклад Бухарина на VI Конгрессе, тогда как в самом СССР еще не было произнесено ни одного слова по адресу Бухарина не только публично, но даже и на пленумах ЦК. Бухарин считался правоверным из правоверных. Разумеется, такой смелый поступок Тельмана поставил Бухарина в тупик. Он потребовал немедленно выслать из Москвы представителя Тельмана при президиуме Коминтерна — Неймана — и одновременно призвать к порядку самого Тельмана. Тогда Сталин решительно восстал против требования Бухарина. Более того — обвинил самого Бухарина в покровительстве правым в германской коммунистической партии. Но тут же выяснился и «секрет» смелости Тельмана. Оказалось, что Сталин сам лично подготовил выступление Тельмана против Бухарина, воспользовавшись тем, что Бухарин стоял за санкцию того переворота, который был произведен Эвертом и Герхартом после VI Конгресса против Тельмана в ЦК Германской коммунистической партии. Актом этого переворота был нанесен тягчайший удар по сталинскому аппарату в Германии. Первый человек Сталина на Западе — Тельман — был обвинен в растрате партийных денег другом Тельмана — секретарем гамбургской парторганизации Витторфом и снят с поста председателя партии. Это было сделано решением большинства ЦК КПГ.

Сталин возмущался, что это большинство во главе с Эвертом и Герхартом «… отстранили Тельмана от руководства, стали обвинять его в коррупции и опубликовали „соответствующую“ резолюцию без ведома и санкции Исполкома Коминтерна… вместо того, чтобы повернуть руль и выправить положение… Бухарин предлагает в своем известном письме санкционировать переворот примиренцев, отдать КПГ примиренцам, а т. Тельмана вновь ошельмовать в печати, сделав еще раз заявление о его виновности».

* * *

Сталин и «повернул руль» — грубым диктатом Секретариата ЦК ВКП (б) провел решение Президиума Исполкома Коминтерна об отмене «переворота» в немецкой коммунистической партии, о восстановлении снятого партией Тельмана на его постах и об отзыве в Москву «в распоряжение Коминтерна» «примиренцев» из Берлина. Благодарный Тельман как председатель самой крупной и самой авторитетной «секции» Коминтерна за границей на X пленуме Исполкома Коминтерна в июле 1929 года ответил Сталину взаимностью: Тельман и его друзья внесли предложение об исключении Бухарина из Президиума Коминтерна как «идеолога правого уклона».

То, что Сталин все еще не осмеливался делать по линии Политбюро, «иностранец» Тельман сделал по линии Коминтерна. В апреле 1929 года Бухарин был снят с поста политического секретаря Коминтерна, но не был отозван из Коминтерна…

Чем руководствовались Тельманы? Разбирали ли они по существу обвинения против Бухарина? Показал ли им Сталин заявление Бухарина от 30 января или «платформу трех» от 9 февраля? Конечно, нет. Дело и здесь обстояло точь-в-точь так, как это рассказано у И. Силоне о случае с Троцким.

Президиум Коминтерна обсуждал меморандум Троцкого (о китайской революции) и на основании этого документа исключил его из Коминтерна. Кроме русских членов, никто из иностранных членов Президиума Коминтерна даже и не видел документа, на основании которого судили Троцкого. Когда представители Италии Силоне и Тольятти захотели видеть документ Троцкого, прежде чем о нем судить, председательствующий Тельман совершенно хладнокровно ответил: «Мы сами не видели этого документа».

Силоне, подумав, что он неправильно понял Тельмана, попросил его повторить свои слова. Тельман повторил слово в слово то же самое. Тогда Силоне, которого поддержал Тольятти, заявил, что документ Троцкого, вполне возможно, и заслуживает осуждения, но, не прочитав его предварительно, он не может его осуждать.

Теперь вмешался в спор Сталин и, сославшись на незнакомство итальянских товарищей с внутренним положением в СССР, предложил отложить обсуждение данного вопроса до следующего дня, а тем временем «проинформировать» итальянцев о положении дел. Эта роль «информатора» была поручена лидеру болгарских коммунистов Коларову. И Коларов сыграл ее превосходно. Пригласив к себе в отель «Люкс» Силоне и Тольятти, Коларов за чашкой чая изложил итальянцам весьма толково, хотя и несколько цинично, суть «внутреннего положения в СССР».

Смысл его доводов сводился к следующему: во-первых, я тоже не читал документа Троцкого, во-вторых, если бы даже Троцкий прислал мне секретно этот документ, то я отказался бы читать его, ибо он, откровенно говоря, не представляет для меня интереса, в-третьих, мы не ищем исторической правды, а констатируем факт борьбы двух групп за власть в Политбюро. В этой борьбе сила (большинство) на стороне Сталина, а потому мы поддерживаем именно Сталина, а не Троцкого.