Читать книгу "Моя малышка - Александр Снегирев"

Но Поросёнок уже отпирает дрожащей рукой дверь своей квартиры. Я бегу за ним. Вслед наяривают балалайки, гремит хор и дурными голосами гикают танцующие:

Лай, лай, лай…

Но не грустен я, не печален я,

Утешительна мне судьба моя,

Всё, что лучшего в жизни Бог дал нам,

В жертву отдал я огневым глазам!

СПАСТИ НЕЗНАКОМОГО ЧЕЛОВЕКА

Вечером того дня, когда я уже свалил, к Поросёнку в гости пришла Нинка Жериченко. Кудрявая однокурсница. Таких принято называть аппетитными пышками. Жериченко ходит в солярий, всячески следит за собой и выглядит от всего этого ещё аппетитнее. Поскольку нынешний визит Нинки к Поросёнку был уже вторым, тратить время на хождение вокруг да около не стали. Пока Жериченко томно смотрела в окно, рассказывая что-то про университет, Поросёнок подошёл сзади и с чувством обхватил её пышный бюст. Нинка откинула голову ему на плечо. Одной рукой он полез ей под юбку. «Обожаю, когда ты в юбке. Задирать её – это так сексуально». Нинка закрыла глаза. Поросёнок целовал её смуглую шею, вспоминая розовые лосины, горящее колесо и скинхедо-омоновскую погоню. Ну и денёк. Рассказать, что ли?.. Нинка потёрлась об него задом, Поросёнок про всё забыл.

За окном раздался слабый зов: «Помогите…» Поросёнок забрался Нинке в трусики, она улыбнулась и застонала.

Крик о помощи повторился. Даже не крик, а какой-то недоразвитый крик. Крик-недоносок. Мужской голос слабо повторял одно слово: «Помогите». Опять кто-то в подъезде нажрался.

Нинка опёрлась руками о подоконник. Поросёнок стянул с себя джинсы и расстегнул ей лифчик. В истоме она высунулась в распахнутое окно. Высунулась и завопила. «Ой, мамочки!!!» И отскочила от окна.

«Что такое?!» – «Сам посмотри!»

Поросёнку неудобно признаться Нинке, что он из окна боится высовываться, пришлось выглянуть. Быстро так. Ого! Слева, метрах в пяти, цепляясь подбородком за раму подъездного окна, а руками, видимо, за подоконник, висел парень. Его губы еле раскрывались, произнося «помогите» почти беззвучно.

Поросёнку поплохело. Он представил самого себя висящим там, за окном, и чуть не блеванул. А Нинка тем временем причитает: «Что же делать, что же делать?» – «Надо милицию вызвать…» – «Пока милиция приедет, он свалится! Что же делать?!»

Нинка очень нравилась Поросёнку, их первое свидание прошло неплохо, но Поросёнок твёрдо решил показать Нинке, что он способен на куда большее. То, что этот висящий за окном прервал свидание, показалось Поросёнку небывалой бестактностью. О возвращении к страстным ласкам теперь не могло быть и речи. И вообще, над всей дальнейшей связью с Нинкой нависла угроза. И угораздило же его бояться высоты. А всё благодаря отцу-альпинисту, взявшему в детстве маленького Поросёнка с собой на тренировку на стенах заброшенного в то время Царицынского дворца. Папа поднял обрадованного Поросёнка на очередной кирпичный уступ и оставил там, сказав, чтобы сын спустился сам. Типа, такой метод обучения, хочешь научить ребёнка плавать – брось на середину пруда, хочешь вырастить альпиниста – затащи на уступ и оставь одного. Поросёнок страшно испугался, заревел и попросил папу снять его, папа оставался непреклонен. Начало темнеть, папа сделал вид, что уходит, упорный мужик, сказалось послевоенное детство, песни Высоцкого про скалолазок и книжки Хемингуэя про мачо в грубых свитерах. Поросёнок совсем обезумел, но спуститься не осмелился. Уже ночью, обозлённый воспитательской неудачей, папа снял Поросёнка с кирпичного выступа и с тех пор считал его слабаком и бабой. Поросёнок же вырос хулиганом, чтобы всё-таки быть настоящим мужиком, но страх высоты так и не преодолел. Теперь надо быстро что-то решать.

Хлопнула входная дверь. Поросёнок огляделся, Нинки нет. Его так накрыло, что не заметил, как она побежала на лестничную клетку. Поросёнок натянул джинсы и поспешил за ней. «Ох, лучше бы тот тип упал уже, не пришлось бы вытаскивать… А что, если он меня за собой стянет? Погибай из-за одного из этих уродов, которые ломают домофон, чтобы колоться, бухать или трахаться в моём подъезде. От них одни бычки, надписи „Новокосино – сила!“ и нассано, блядь, везде. Один свалится, другим неповадно будет…»

На лестничной клетке, у окна между этажами, стояла девушка. Она держала висящего парня выше запястья и тихо плакала. Вцепившиеся в подоконник пальцы парня стали фиолетовыми от натуги. Подтянуться висящий не мог, дом старый, стены толстые, подоконник слишком широкий. Лицо выражало тупую сосредоточенность. Рот выдыхал – «помогите». За этой головой, нелепо торчащей в окне, простирались крыши старого города, розовые в закатном солнце. Нинка ухватила парня за предплечье другой руки.

Поросёнок сглотнул и подошёл: «Дай мне руку!» Парень тупо посмотрел на Поросёнка. «Дай руку, чёрт…» Поросёнок попытался отцепить его пальцы от подоконника. Бесполезно. Ногти у парня короткие, обстрижены кое-как, обкусаны, на двух-трёх белые точки. Ногти гопника с недостатком кальция. Однажды один из таких подкараулил Поросёнка в подъезде, врезал бутылкой по башке и отобрал плеер. Обе руки медленно ползут. Голова скрывается за окном, как корабль скрывается под водой. «Одним мудаком меньше», – пронеслось в Поросёнковой голове, вспомнившей удар бутылкой.

– Сделай что-нибудь… – взмолилась Нинка.

Поросёнок влез коленями на подоконник, подкатила дурнота… «Стоп, стоп, спокойно…» Поросёнок закрыл глаза и на ощупь схватил парня за шкирку.

«Разожмите ему пальцы!» Поросёнок приоткрыл один глаз, девушка не шевельнулась. Она уже сидела на полу, безучастно рассматривая собственные сапожки из кожзама. Нинка начала дёргать парня за пальцы. Не разжимаются! Вспомнилось Царицыно, кирпичный уступ… Нинка цапнула зубами сиреневую от натуги пятерню. Пальцы разжались. Господи, помоги! Поросёнок дёрнул что есть мочи, скользнул на гладком, крашенном многими слоями масляной краски подоконнике…

Обрывая пуговицы куртки, парень вырвался из окна и съехал мешком на пол. Поросёнок упал здесь же, сильно стукнувшись головой о мусоропровод. Они лежали рядом. Пахнуло перегаром. «Пьяный в жопу, – подумал Поросёнок. – Опять по башке! Больно!.. И девка пьяная. Наверное, решил перед ней выпендриться и полез в окно…»

Спасённый лёжал, уткнувшись лицом в дореволюционные синие плитки, разрисованные цветами, и тяжело дышал. Девушка подползла к нему, что-то сюсюкая.

Поросёнок присел на ступеньки, потирая ушибленное место. Нинка обняла его как-то по-новому. Отдышавшись, они пошли по ступеням обратно в квартиру. Девушка и парень не посмотрели в их сторону.

МОЯ МАЛЫШКА

Андрей уже садился в машину, когда Маша крикнула:

– Андрей! Подбрось нас, пожалуйста! Тут недалеко.

Боковое стекло опустилось:

– Что ты говоришь?

– Подбросишь нас? Здесь близко.

– Садитесь.

Маша забралась на сиденье рядом с водителем, я устроился сзади. Серый джип «мерседес» плавно тронулся с места.

Была московская октябрьская полночь. Джип плавно катился вдоль заставленных машинами узких переулков Хамовников. В салоне было прохладно. Андрей погладил руль пальцами в дорогой перчатке. Шепнул ласково: