Читать книгу "Летучий Голландец - Анатолий Кудрявицкий"

В деревенском доме стиральная машина – это таз, дурно пахнущее хозяйственное мыло и красные, разъеденные человеческие руки. Так что машина – трехкомпонентная. Она делает грязные вещи менее грязными, но более мятыми. Человека это устраивает. Но нет машины, чтобы слова, скучные уже со второй попытки, снова превращать в первозданные. Нет для слов таза и хозяйственного мыла, есть лишь руки – чтобы вовремя прикрыть рот.

Вся терраса, обращенная к милиции и подзорной трубе, оделась парусами рубашек и простыней. Ветер трепал их основательно, до дрожи оконных стекол.

Подзорная труба, нейтрализованная многими парусами, разочарованно отвернулась.

Н. вышел в сад и взглянул на дом со стороны. Дом ответил ему гордым парусным трепетом. На верхушке пронзившей террасу мачты болтался неведомо как туда попавший и неизвестно когда и кем постиранный оранжевый плащ, новенький и яркий, как флаг.

5

Сад задерживал его в себе и проникал в него через все поры. Н. стоял под деревом и впитывал в себя Вселенную. Трудно было уйти, даже если никуда уходить было не надо.

А затем произошел дождь в дожде. С белесой – солнышко подсвечивало с исподу – глади высеивалась дождевая пыль, а сквозь нее вдруг прорвался из сумрачных, низко нависавших туч крупный косой дождь.

Пришлось вернуться в дом. В прихожей Н. взглянул на себя в зеркало и увидел, что на голове у него старинная широкополая шляпа. Когда он успел ее надеть и откуда она здесь взялась? Впрочем, он давно уже отучил себя удивляться имевшимся в доме предметам.

H. снял шляпу, стряхнул с нее дождевые капли и повесил ее на ветвившиеся на стене оленьи рога.

«Хоть рога похожи на ветви, они обычно не цветут, – тронулся с места поезд его причудливых мыслей. – Однако рога Кернуноса, оленьего бога, – это древо природы. И потому на них вздуваются почки, а летом зеленеют листья».

Он закрыл глаза и увидел бога Кернуноса, обходящего свои владения. Бог тряс юной головой, он был проникнут сознанием собственной значимости и в этом похож на человека. Как и человек, Кернунос любил оглядывать пройденный путь. Рога прочно сидели на его голове, листья на них зеленели, их нежно вылизывали козочки. Лето еще не утонуло в осени, и никто пока не думал о закате богов, когда опадает листва, отламываются рога и божественное стекает на землю дождевой водой, обнажая данное природой тело. Или это нагота морального величия?

Пока же Кернунос был неколебим в своей грандиозности. Пока он был богом, обходящим свои владения – царство разума. За ним неотступно следовали его подданные – лев, волк и змея, пока что покорные наблюдатели. Они ждали, когда придет их час.

6

Уберите человека с портрета, и вы получите пейзаж, уберите пейзаж, и вы получите голый холст, уберите холст, и можете тогда рисовать что угодно пушистыми кистями своего воображения.

Вечером Н. раскрыл укоризненно желтевший блокнот и начал заполнять его страницы, годами жаждавшие чернил, трактатом о роли лентяя в истории. Лентяй – это джокер, писал он, и джокер этот может оказаться на месте любой карты. Джокер вроде бы и на лицо хорош, и аккуратен, и улыбка приветливая, только он не карта, он пустое место и ни черта не может. И когда надо ходить, или брать взятку, или собрать урожай, джокер ложится тем самым камнем, под который вода не течет, и камень этот своим весом придавливает к земле все – пробивающуюся траву, даже и мыслящую, а еще – разную несознательную мелконасекомую живность. Джокером, то бишь камнем, любят оканчиваться монархии. У таких джокеров громкие прозвания из имени и цифры: Людовик XVI, Николай II. Империи порой тоже кончаются джокерами, только помельче, этакими маршалами Груши. Но беда, коли после джокера ложится и невинными глазами смотрит в небо еще один джокер. После Николая II – какой-нибудь Керенский, с усиками валета или с королевской бородкой. Два джокера – это к мелкой игре, к игре шестерок.

Так что взглянем в небо, господа, уверимся, что сие – небо, а не рубашка некоей тяжелокаменной карты со златозвездными планками самонаград.

7

Голубая вода сна так и звала в себя. Н. разбежался и прыгнул. И больно ударился – море оказалось нарисованным на полотне.

Сон окончился. Начался сон во сне. Где-то в дальних пределах его беспредельности Н. сидел и читал некую книгу Мерос – и удивлялся тому, что она не только была уже ранее прочитана, но даже осмыслена, без всякого его участия. Такая это книга.

Что известно человечеству о таинственной книге Мерос? Это папирусный свиток, найденный в свое время в пустыне непредсказуемого; он сделал бессмысленным с той поры занятие летописца. На бесконечных витках книги Мерос, каковое название проставлено чьей-то неуверенной рукой вверху свитка, скачут всадники, звенят мечи, летят колесницы, рушатся города. Свиток поглощает все происходившие в прошлом события, вплоть до настоящего момента. Книга Мерос становится все больше, то есть длиннее, память же человеческая – все короче. Скоро свиток догонит течение времени, а затем, наверное, обгонит его, и люди будут по утрам читать, что им предстоит совершить в течение дня. Что они станут делать, когда будут знать, что сделают, – вот в чем вопрос.

Сон его тоже догнал течение времени, и ровно в полночь в него просунулся отсвет оранжевого плаща, а может быть, рыжий луч из завтрашнего или, скорее, уже сегодняшнего дня. Луч вымечтанного в темноте солнца… Впрочем, это был не отсвет и не луч, это оказался рыжий лис. Лис этот удобно расположился на своем седалище в углу комнаты, заботливо приземлил свой хвост и издал ознакомительный лай.

Н. внимательно на него посмотрел, но ничего не сказал. Рыжий лис зато сказал:

– Хэллоу!

Н. воззрился на него удивленно и спросил:

– А ты… а вы по-русски не говорите?

– Кафарю, – с ужасным английским акцентом пролаял лис. – Я кафарю по-русски с английским акцентом, а по-английски – с русским.

– Почти как некоторые наши эмигранты, – улыбнулся Н.

– Каждый куда-то эмигрирует, – вдруг энергично заявил лис, без малейшего акцента. – Кто-то в собственный желудок, кто-то еще ниже, а кто-то и в чисто головную жизнь, без всякого телесного низа.

– Я как раз в этой точке координат и обретаюсь, – просто ответил Н.

– Я знал, – радостно тявкнул лис. – У меня прямо-таки бакалейный нюх. И еще я знаю, что каждый сам себя помещает туда, где он есть. Вот вы не хотите переместить себя куда-нибудь еще?

– Мне и здесь не так плохо, – задумчиво проговорил Н. – Но конечно, где-то еще мне могло бы быть лучше.

– Разумеется. Я даже знаю где.

– Надеюсь, это не могила.

– Ну, в могиле нам всем будет хорошо и спокойно, – изрек лис. – Но я не это имел в виду. Я хотел сказать, что все зависит от вас. Ну, зачем вам идти на рожон? Покайтесь, помиритесь со злом, глядишь, вам и жизни кусочек отломится.