Читать книгу "Последний князь удела. "Рядом с троном – рядом со смертью" - Дмитрий Дюков"

— Разве приключалось таковое с тобой, царевич?

— Случалось, дядька, я тогда мал был и с испугу не сказал никому, да ударила молния вельми мала, так, искорка, — для убеждения присутствующих я побожился и подробно рассказал об ощущениях после такого знакомства.

— Чудны дела твои, Господи, никогда не слыхивал, чтоб громом ударенные живы оставались, — не верил в рассказ Ждан.

— Аз о таком уведовал от казака верховского, — присоединился к беседе один из стрельцов. — Тот в воде со товарищами купался и такоже громом был поражён. Он про всё подобно сказовал, и о тряске бесовской, и про язвы жжёные, что на нём да на убитых появились. Верно, мню, княжич молвит, самому такое не измыслить.

Больше всех моё сообщение поразило Гушчепсе, он смотрел на меня с восхищением, смешанным с лёгким испугом.

— Велика твой путь буде, раз сам Шибле знак ставить и в этом мире оставлять. Шейх или сильный удда есть ты, коназ. Но злой волхв я ведаю, род мой цысюй, я колдун сразу видеть, то не про тебя.

Пока все бойцы отряда дивились таким чудесным моим способностям, как умение спрятаться от стрел Ильи-пророка, гроза закончилась, и мы продолжили свой путь.

На следующий день у богатого села Коснятино мы выплыли на Волгу, и до ставшего родным города оказалось рукой подать. К вечеру московский поход окончился, и я разместился в своём удельном дворце. Изрядное облегчение доставило то, что все Нагие и члены их семей были уже удалены царскими приставами и неприятного объяснения с родственниками удалось избежать.

Глава 19

Заночевал я в день прибытия в своей старой опочивальне, а поутру, после торжественного молебна о счастливом возвращении, принимал поздравительную делегацию горожан. Они преподнесли мне нехитрые дары, поблагодарили за заступничество перед верховной властью, тяжесть гнева которой многие из них испытали на себе лично, и в конце визита начали бить челом на разные жизненные несправедливости. По существу их претензий я ничего сказать не мог, да и никто из моих спутников вопросами городского управления не владел — прежде, до московского вмешательства, всем ведал Михаил Нагой со своими людьми. Бакшеев получил от меня в подарок кусок шёлковой камки и отбыл в Ростов, улаживать вопрос переезда с митрополитом. К себе же я попросил пригласить городового приказчика Русина Ракова да начальника местных сил правопорядка губного старосту Ивана Муранова.

Те, хоть и находились в губной и дьяческой избах, что стояли на территории кремля у проездных Никольских ворот, являться не торопились. Наконец, появившись спустя целый час у Красного крыльца, представители городской администрации внутрь палат заходить отказались. Рассудив по принципу «Если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идёт к горе», я вышел во двор. При виде своего князя Раков и Муранов шапки ломать и кланяться не стали и сообщили, что отчёт в городских делах давать несмышлёному мальцу они не собираются, для этих дел прислан из приказа четверти Петелина, уж два дня как, дьяк Алябьев Дмитрий сын Семёнов. И ежели мне чего надобно, то обращаться только к этому представителю центральной власти.

Попытка вызвать на разговор Алябьева оказалась весьма неудачной: посланный к нему дворовый вернулся несолоно хлебавши и передал категорический отказ адресата куда-либо ходить.

— Сказывал, мол, Дмитрий сын Семёнов, что ежели чего надобно, ключника аль казначея к нему слать, он им по потребам выдачу учинит. — Помявшись, слуга добавил от себя: — Токмо прямо молвлю, пустое дело к дьяку людишек твоих, царевич, слать. Он ить яко с Нижнего Новагорода примчал, тако второй день пьян изрядно, вино с кабака безденежно требует. А когда тверёз, то зол как собака.

Стало ясно, что княжеская власть в уделе чисто номинальная и распространяется только лишь на собственные палаты. Что ж, и такие права — это больше чем ничего, и я пошёл осматривать дворец.

После продолжительной экскурсии я имел вполне полное представление о моём пристанище на ближайшее время. Посещение опустевшей женской половины терема было совершено впервые, и единственное, что меня там заинтересовало, это комната с ткацким станом и двумя самопрялками. Мастерица-хамовница[71]была вывезена царицей из Москвы, но в новое изгнание вслед за госпожой она отправляться отказалась. Насколько я понял из объяснений ткачихи, брусяной станок с педальным приводом и прялка с вращаемым рукой колесом являлись самым новейшим немецким оборудованием. Подобное этому чудо техники водилось лишь у хамовников царицы Ирины Фёдоровны, остальной народ в стране пользовался гораздо более примитивными прядильными досками и простецкими станами. Надо признать, хайтек текстильной промышленности не впечатлял. Оставив на последующее время мысль о том, что неплохо бы перестроить ткацкое дело на более развитый лад, отправился инспектировать склады продовольствия и кладовки с предметами домашнего обихода.

В сопровождении писчиков и стряпчих, ответственных за кормовые и хлебные амбары, осмотрели подведомственное им добро. Никаких неустройств я не заметил, да и не мог по незнанию того, как должно всё выглядеть в идеале. Идти глядеть конюшни, скотный двор и птичник мне совершенно не хотелось.

Поглядел я также на покои третьего этажа хором, они были отделаны более роскошно, чем нижние. Стены наверху были обиты тканью, но вот мебель там была такая же скудная и оконца так же малы, как на первых двух этажах. Домоуправители настоятельно рекомендовали мне переместиться в жилые комнаты на самом верху, и я, недолго думая, согласился, выбрав наиболее светлое помещение с обоями из парчового атласа.

Новым поручением, которым я крепко озадачил слуг, являлось устройство сортира, поскольку справлять нужду в ночные горшки мне уже изрядно надоело. Дворские почесали недоуменно в затылке, но обещались каприз барчука исполнить. Следом за тем пошёл в дальние крылья терема и уже там дал команду пару комнат отвести под лечебницу, то есть поставить деревянные нары и каждый день отскребать начисто пол. Первым пациентом был назначен литвин Ивашка, которому в ночь после Московской битвы вправляли сломанную кость. С тех пор он, таскаясь за нами в обозе, умудрился не отдать Богу душу и вообще выглядел довольно прилично. Туда же призвали травницу, помогавшую мне с раной на щеке более двух месяцев назад. Ей повелели тащить все веточки, ягодки и корешки, которые она только знала. Разбором местных лекарственных трав решили заняться завтра.

По совету Ждана устроили смотр поредевшей свиты и слуг, и все оставшиеся во дворце подключники и подьячие были назначены на места отъехавших вслед за Нагими начальников.

На удивление, присутствовал Самойла Колобов с недорослем-сыном, хотя за отсутствием во дворце женского пола царского рода его жена потеряла должность постельницы. Расспрашивать этого воина о том, как покидали эти палаты предшествующие их обитатели, я постеснялся.

Сажать пленников в поруб было сочтено излишним, и их разместили на втором этаже в раздельных комнатах под охраной истопников. К вечеру куча мелких дел была или решена, или переложена на дворовых. В связи с этим челядь уже смотрела на маленького хозяина с некоторой долей уважения.