Читать книгу "Про зло и бабло - Макс Нарышкин"

Корпоративный сленг помогает менеджеру идентифицировать себя как «сосовца» (так в СОС называют своих коллег), «марсианина» (так именуют себя менеджеры Mars) или как элемент «системы» («система» на языке сотрудников — Coca-Cola). Практика корпоративного dress-code и культивация сленга — явление нормальное и менять что-то никто не собирается. Хочешь зарабатывать бабло — изволь говорить правильно. То есть корпоративно.

И я быстро стал понимать. За неделю.

Глава 9

Неделю после описанных выше событий меня неотступно преследовало чувство, что я не один. Начальник юротдела все не появлялся, Володю депортировали на восьмой этаж, камера не в счет, и при всем при этом я каждым квадратным сантиметром кожи ощущал чье-то присутствие. Ни разу не шевельнулась штора у окна, разве что от сквозняка, ни разу, открыв резко дверь, я не обнаружил согбенного типа, которого послали подсматривать, а он решил подслушивать, я читал, выписывал, созванивался, но все время меня не покидало чувство, что я в опасности.

С одной стороны, беспокоиться нечего. Я не онанирую под столом, поглядывая через прозрачную стену на проходящих мимо красоток, не курю марихуану и не жарюсь шприцем. Алкоголь за исключением особых случаев меня не прельщает, и скабрезных разговоров по телефону я не веду. Так что обстоятельства, которые в широком смысле трактуются как компрометирующие, мне никоим образом не угрожали. Дома тоже все было тихо и спокойно. По вечерам, вернувшись с работы, мы смотрели с Иринкой фильмы по DVD, планировали будущую жизнь и делились ощущениями. Я — о новом месте службы, она — о старом, при этом постоянно почему-то получалось, что мы говорили об одних и тех же вещах и событиях, что давало основания полагать, что у меня в связи с устройством в СОС проявляются признаки дежавю.

Быть может, причиной тому были встречи с начальником службы безопасности Молчановым. Он то ли по наитию, то ли в силу профессиональной необходимости быть пораженным бредом преследования, бросал на меня при каждой встрече такие взгляды, что даже мне, дитю начала восьмидесятых, хотелось отвернуться. Этот сорокапятилетний громила, я знаю, был уволен из какой-то структуры какой-то спецслужбы, и все говорят, что на пенсию. Но верить снующим по офисам СОС типам все равно что искать у змеи ноги, и если все говорят, что Молчанов был уволен на пенсию, можно процентов на восемьдесят быть уверенным в том, что уволен он был, но не на пенсию. Несколько раз по долгу службы я вынужден был входить в его офис, и впечатления оттуда я уносил, признаться, не самые приятные. Людей в этом огромном офисе, единственном из всех офисов компании с непрозрачными стенами, было всегда много, и никто из них не внушал мне доверия. Справедливости ради нужно заметить, что и при моем появлении лица всех присутствующих в офисе Молчанова напрягались так, словно их хозяев брали за мошонку. Я входил, делал дела, сам смотрел по сторонам, и во мне все крепче обрастал корой росток убеждения, что в офисе этом, как и на том свете, можно встретить и убийцу, и убитого одновременно.

Чуть ниже основных потоков слухов носились слухи о том, что Молчанов вовсе и не из спецслужбы, что он рожденный в западной, закрытой территории СОС репликант какого-то нобелевского лауреата, что взглядом Молчанов двигает стаканы и, как Распутин, может склонить к нездоровому сексу любую сотрудницу. Низовые слухи распространялись быстрее верховых, поэтому, верно, девицы и ходили по стенке, когда навстречу им по широкому коридору шагал Молчанов. Нездоровым сексом от Молчанова меня не испугать, ибо хорошего юриста, как известно, голыми руками не возьмешь, но какую-то частицу правды в этих враках я чувствовал, потому что всякий раз, когда Молчанов устремлял в мою сторону взгляд, во мне начинали бороться два желания: ударить его чем-нибудь по голове или незаметно уйти.

Получая пояснения в одном департаменте, я переходил в другой, потом двигался к Молчанову, от него — к себе, я находился в постоянном движении, и постепенно передо мной вырисовывался весь масштаб деятельности СОС. Он потрясал и напрягал. Как невозможно здоровым мозгом представить себе бесконечность, так нереально очертить границы могущества СОС. За каких-то десять лет существования из небольшого ООО компания превратилась в монстра, пожирающего все вокруг себя. Из-за масштабов распространения и нехватки времени на то, чтобы замечать на фоне глобального частности, возникали и неурядицы. Дважды я натыкался в бумагах на очевидные откровения, могущие стать добычей налоговиков, и дважды предупреждал об этом Старостина, который в отсутствие моего непосредственного начальника велел обращаться напрямую к нему. Розовея и качая головой от удовольствия — я полагаю, что удовольствие он получал от моей работы, — он вызывал к себе финансистов и разносил тех в пух и прах. А в последний раз и вовсе произошли события, поднявшие мой авторитет до фактически недосягаемых высот.

Все было как обычно. Разыскивая в документах годовой давности промахи своих бывших предшественников и экономистов, я нашел следующее странное место. Полтора года назад СОС заключил договор на поставку компонентов для производства «Убийцы рака», получил за это 8 миллионов рублей согласно прилагаемой к договору справке финансового департамента, но в последующем, как я ни старался, я не мог найти ни доказательств уплаты налога за эту сумму, ни доказательств, что произведено некое действие, позволяющее этот налог присвоить на законных основаниях, то есть кинуть казну Российской Федерации на пару с небольшим миллионов.

Бухгалтеры любой компании — до неприличия странный народ. Они живут сегодняшними суммами. Я звонил финдиректору и говорил о том, что первый же инспектор со стажем работы в налоговых органах в один год, появившийся здесь и нашедший то, что нашел я, нахлобучит президента и его окружение самым страшным образом, я говорил ему о том, что ситуация требует вмешательства, но финансисты, как и их подчиненные, до неприличия странный народ. Вера во всемогущество босса доводит их до крайней степени отупения. Они не желают чувствовать ситуацию так, как чувствует ее находящийся в постоянной тревоге добросовестный юрист. Мои попытки произвести коммерческий подлог в интересах СОС ни к чему не привели, и тогда я, вспомнив о «функциональных обязанностях», которыми меня наделил при собеседовании Старостин, отправился к нему.

Если кто не знает: кабинет самых состоятельных господ мира охраняется столь же эффективно, как средневековый замок. Причем речь идет о вторжении не только иноземных сил, но и о собственных подчиненных. График приема сотрудников компании расписан по минутам, а потому на первом рубеже обороны вас встречает охрана, на втором — секретарша в приемной, и на последнем — личный советник президента. Что бы вы ни говорили, как бы ни доказывали особую важность своего визита, все ваши старания будут упираться в тупик и все доводы будут встречены с полным спокойствием. Даже если вы скажете, что осталось несколько минут до взрыва, начальник охраны или секретарша уточнят, где именно намечается эпицентр, после чего отдадут распоряжение проверить. При этом президент ничего не будет знать.

Помыкавшись в приемной среди десятка присутствующих, которых я уже знал, и убедившись, что если кто и убывает, то с той же частотой в приемной кто-то появляется, я бросил сборник комиксов о Спайдермене на стол, откуда его и брал час назад, уложил папку под мышку и двинулся к двери президента.