Читать книгу "Штучки-дрючки в Провансе - Галина Куликова"

Он вспомнил о своих детских мечтах и усмехнулся, пересчитав лежавшие на ладони ягоды боярышника – крупные, покрытые пресным восковым налетом, с круглыми блестящими боками. Он взял одну в рот и принялся жевать, заставляя себя делать это медленно, еще медленнее, чтобы во рту подольше сохранялся божественный вкус.

Бутылка, которую сбросил ему с крыши тип, разговаривавший с ним некоторое время назад, была пуста уже наполовину. Олег экономил воду изо всех сил, но она грезилась ему с утра до ночи, и справиться с жаждой было невыносимо трудно. Он съел сыр, а подсохший хлеб хранил в кармане пиджака, постоянно опасаясь, что пока он будет спать, явится какая-нибудь подлая полевая мышь и утащит его. Из-за этого он постоянно держал руку в кармане и даже спал, сильно сжимая кулак.

Тот тип сказал, что за ним никто не придет, и Олег сначала дико обрадовался. Это означало, что его не убьют, не будут пытать, не причинят боли. Лишь через некоторое время до него дошло, что смерть все равно неминуема. Конечно, Робинзон Крузо надеялся на чудо, жег костры... Олегу не на что было надеяться. Если бы в этот дом кто-то мог зайти просто так, случайно, его бы ни за что здесь не заперли, он понимал это слишком хорошо, для того чтобы питать какие бы то ни было иллюзии.

Разумеется, он перепробовал все, что можно, надеясь выбраться из плена. Он простучал стены и пол, пытался вскрыть дверной замок, выламывал косяк. Однако единственное, что ему удалось, – это расколотить маленькое окно над головой и добраться до веток кустарника, втянув их внутрь и обобрав ягоды.

Когда похитители привезли его сюда и избили, он на некоторое время потерял сознание. За это время они забрали все, что только можно, – мобильный, часы, солнечные очки, шариковую ручку. Вытащили ремень из брюк и вытрясли из карманов все монетки до единой. Его били связанного, и когда он очнулся, то поблагодарил Бога, что теперь руки и ноги у него оказались свободны. Впрочем, до сих пор ему это не помогло – кругом были метры бетона.

Он так и не догадался, почему его выдернули из привычной жизни, заперли в незнакомом доме и оставили умирать. Он перебрал все, что могло бы послужить этому причиной. Версии были такими шаткими, что он в конце концов велел себе прекратить думать об этом. Если ему удастся выжить, он узнает правду. А если не удастся... Что ж?

Он старался не падать духом, запоминал, сколько прошло ночей с тех пор, как его затолкали в эту комнату, разминал мышцы, медитировал, вспоминал цитаты из любимых книг и думал о Тане...

Нет, сначала-то он думал обо всех: о матери, о Витьке Потапове, о Регине, о ребятах из «Самшита»... А потом, когда стало совсем худо, только о ней одной. Удивительно, но почему-то он стал плохо видеть – все расплывалось перед глазами, и здорово дрожали руки. Однажды у него пошла носом кровь, и он подумал, что уже не сможет ее остановить, и стал разговаривать с Таней вслух.

Он объяснял ей, почему так и не признался ей в любви. Он хотел признаться, очень хотел!

– Я просто наслаждался моментом, – сказал Олег воображаемой Тане. – Ты решила, что я люблю другую, и очень страдала. И я вдруг так обрадовался, что ты страдаешь! После всех этих лет ты впервые мучилась из-за меня, думала обо мне... Боже, я был на седьмом небе от счастья! Я предвкушал наш поцелуй, как сейчас предвкушаю глоток воды, который сделаю утром... Это было ни с чем не сравнимое удовольствие – предвкушать! А потом на нас обрушился тот звонок, кто-то кричал в трубку, что Витьку застрелили, и ты снова выскользнула у меня из рук...

А я тебя так и не поцеловал... Так и не поцеловал! Кретин, идиот, мямля! Только увидев тебя в тот день на улице, возле светофора, я должен был схватить тебя в объятья и сжать так крепко, чтобы бы запросила пощады. Я должен был почувствовать вкус твоих губ!

Выйдя из забытья, Олег изо всех сил потянулся наверх, к крохотному окну, чтобы схватить скользкую шипастую ветку и притянуть ее к себе. Каждый отвоеванный лист, каждая упавшая ягода, каждая капля дождя давали ему еще один шанс.

– Нет, Таня, я не могу умереть, не поцеловав тебя, – говорил он, закрывая глаза и представляя, как садится в самолет и летит в Лозанну. – Я выдержу. Я выберусь отсюда живым. Все эти годы страданий, вся эта фантасмагория, твоя нелюбовь... Я знаю – это была всего лишь подготовка к счастью. Дождись меня, не разлюби меня снова! Пожалуйста.

* * *

Они ехали мимо вытянувшихся в струнку кипарисов и миндальных деревьев с причудливо изогнутыми стволами. Листья олив, подбитые жемчужным шелком, трепыхались на ветру, как сотни пойманных сетью серебристых рыбок. Деревья стояли группками, напоминая встретившихся в поле крестьян, которые остановились поболтать. За ними расстилались поля, тут и там всплывали маленькие ухоженные виноградники.

Гийом Монкорже вел открытую машину одной рукой, а другой весело жестикулировал, давая комментарии всему, что они видели. Таня повязала на голову косынку, и она летела за ней, мешая и одновременно доставляя удовольствие, потому что в нее набирался теплый ветер.

Поместье, которое на карте было обозначено как «Лоза и роза», оказалось окруженным высоким белым забором. Таня подошла и потрогала ладонью его шероховатую поверхность. Ворота были заперты, и заперты крепко. Дорога ныряла под них и исчезала бесследно. С первого взгляда становилось ясно, что внутри никого нет и пытаться проникнуть туда бессмысленно – в доме наверняка имелась сигнализация. Но не станешь же проверять! И ради этого лезть через забор, забавляя антиквара.

– Ну вот, – сказал Монкорже, остановившись на обочине дороги и раскинув руки так, будто хотел предложить Тане весь Прованс сразу. – Это и есть ваша цель. Что собираетесь делать?

– Хочу просто постоять, подышать воздухом, – неуверенно ответила девушка.

Не будет же она рассказывать ему, что питала безумную надежду обнаружить в этом поместье жизнь, войти туда и спросить про Павла. Почему-то ей казалось, что раз именно у него на руках была карта здешних мест, то он и находиться должен где-то поблизости.

– С юга к дому примыкает еще одна дорога, – сообщил антиквар. – Если не боитесь испачкать туфли, можете прогуляться. Полагаю, это не займет много времени.

С этими словами он направился к машине, достал из багажника раскладной стульчик, какую-то книгу, добыл из кармана футляр с очками и демонстративно устроился в тени платана с невероятно красивым пятнистым стволом. Тане ничего не оставалось делать, как последовать его совету. Перескакивая через вывороченные комья земли, покрытые ржавой накипью, она двинулась вдоль забора. Когда ее ослепляло солнце, его поверхность казалась черешнево-розовой, а потом расцветала огненными пятнами.

За очередным плавным изгибом открылась, наконец, южная часть поместья. На каменистом проселке Таня увидела допотопный автомобиль, который показался ей пришельцем из прошлого – такой он был древней конструкции. Кажется, она видела что-то подобное на выставках и на фотографиях в старых журналах. Возле ворот, запертых так же крепко, как и те, первые, стоял седой старик и задумчиво смотрел вдаль. Таня боялась подойти незаметно, чтобы не напугать его, не разрушить покойную, разлитую в воздухе тишину. Ей хотелось, чтобы старик обернулся и сам увидел ее, но он о чем-то глубоко задумался и, казалось, вообще не замечал ничего вокруг. Налетавший то и дело ветер раздувал его белые волосы, трепал их, взъерошивал, а потом мчался дальше, вспенивая заросли душистой фиалки.