Читать книгу "Нисхождение - Патриция Хайсмит"

— Каким, должно быть, сильным потрясением это для вас стало. Даже если вы не слишком близко знали этого человека!

Ингхэм сменил тему, спросив, видела ли она другие города Туниса. Кэтрин видела и с удовольствием принялась рассказывать о сувенирах, которые купила, чтобы отослать или привезти домой. Отпуск она проводила одна, однако в Тунис прилетела с английскими друзьями, которые приезжали в Америку и вчера вылетели в Лондон.

В голове Ингхэма мелькнула идея отправиться с ней в Париж и провести там несколько дней. Но он сразу же осознал ее абсурдность. Ингхэм пригласил девушку к себе в бунгало выпить кофе или пропустить по стаканчику перед сном. Она согласилась. От спиртного Кэтрин, правда, отказалась, и Ингхэм сварил две чашки крепкого кофе. Она также обрадовалась его идее искупаться, надев на себя одну из его рубашек. Пляж оказался абсолютно пустым. А в небе сияла полная луна.

Когда они вернулись в бунгало и она уселась, завернувшись в большое белое полотенце, Ингхэм сказал:

— Мне очень бы хотелось, чтобы вы остались со мной. Как вы на это смотрите?

— Мне тоже этого хочется, — призналась Кэтрин.

Все получилось совсем просто.

Ингхэм дал ей свой махровый халат, и она исчезла в ванной.

Затем Кэтрин, обнаженная, скользнула в постель, и Ингхэм улегся рядом с ней. Начались нежные, с привкусом зубной пасты, поцелуи. Но Ингхэма больше привлекала ее грудь. Он осторожно лег сверху, однако через несколько минут осознал, что еще не достаточно возбудился, чтобы заняться любовью. На мгновение ему удалось забыть об этом, пока он целовал нежную шею девушки, но затем эта мысль вернулась снова. И видимо, все испортила. Кэтрин даже на короткий момент коснулась его члена, хотя, скорее всего, случайно. Можно было бы попросить ее кое-что сделать, но он не смог. Только не эту девушку. Наконец он лег на бок, лицом к Кэтрин и крепко сжал ее в своих объятиях. Однако ничего не произошло. Ничего не возбуждало, и Ингхэм вдруг понял, что ничего не получится. Это привело его в замешательство. Забавно. Прежде такого с ним никогда не случалось — только не тогда, когда ему хотелось заняться любовью, как сейчас. Ина даже поддразнивала его, называя чересчур пылким, и Ингхэм гордился этим. Он прошептал Кэтрин несколько комплиментов, совершенно искренних. Ингхэм чувствовал себя потерянным, даже слишком потерянным, чтобы всерьез огорчиться из-за собственного бессилия. В чем же дело? Может, в самом бунгало? Нет, вряд ли.

— Ты прекрасный любовник, — сказала Кэтрин.

Ингхэм едва не рассмеялся.

— Ты необыкновенно красива.

Прикосновение ее руки к его шее было приятно и успокаивало, но почти не возбуждало. Ингхэм размышлял, много ли это значило для Кэтрин и как сильно он ее огорчил.

Неожиданно она чихнула.

— Да ты совсем холодная!

— Это все из-за купания.

Он поднялся с постели, пошел на кухню и налил скотч, затем вернулся и, держа в руке стакан, кое-как натянул на себя халат.

— Хочешь немного?

Кэтрин кивнула.

Двадцать минут спустя Ингхэм высадил девушку у «Фурати». Он предложил ей остаться у него на ночь, но Кэтрин отказалась. В ее отношении к нему ничего не изменилось — увы, совсем не так, как это могло бы быть, если бы у них все получилось.

— Может, пообедаем завтра? — спросил Ингхэм. — Если хочешь, можем приготовить что-нибудь у меня. Просто для разнообразия.

— Завтрашний вечер у меня занят. Может, встретимся за ленчем?

— Когда я работаю, то не хожу на ленч.

Они договорились на вечер, на послезавтра, опять в семь тридцать.

Вернувшись домой, Ингхэм тут же надел пижамные брюки. Он сел на кровати, совершенно подавленный. Он никогда не смог бы прочувствовать всю тяжесть своей депрессии, не окажись в этой стране, подумал Ингхэм. Он здорово изменился за последний месяц. Но в какую сторону? Ничего, в ближайшие дни узнаем. На такой вопрос нельзя ответить, просто размышляя над ним.

А Кэтрин Дерби куда умнее, чем Лотта, вдруг решил он. Хотя это не значит, что кто-то мог быть умнее настолько, чтобы превосходить Лотту в изворотливости ума. Лотта оказалась ошибкой, серьезной, болезненной и долгосрочной ошибкой. Лотта ушла от него к другому мужчине, потому что скучала с ним. Этот тип не раз бывал у них на вечеринках в Нью-Йорке, изысканно-представительный, остроумный, экстраверт — в общем, из тех, как считал Ингхэм, которые нравятся женщинам и которого он не воспринимал всерьез. И вдруг Ингхэм узнал, что Томас Джеффри просит руки его жены и, более того, что она согласна отдать ее ему. Никогда еще ни одно событие в жизни Ингхэма, к тому же столь важное, не совершалось так стремительно. Он понимал, что у него не остается времени, чтобы бороться. Лотта не раз говорила ему: «Ты уделяешь мне внимание только в постели». И это было правдой. Ее не интересовали его книги, как, впрочем, и никакие другие, и у нее была глупая привычка, порой казавшаяся смешной, переиначивать его или чье-то еще выражение в собственное, дурацкое, совершенно не по теме, но довольно забавное. Да, он часто улыбался. И всегда добродушно. Он боготворил Лотту — еще ни одна женщина так не привязывала его к себе в физическом плане. Но этого явно недостаточно, чтобы сделать женщину счастливой. Нет, он не может винить ее. Лотта происходила из богатой семьи; плохо образованная, избалованная и капризная, она ничем по-настоящему не интересовалась, кроме разве что тенниса, который потихоньку, вероятно из-за своей невероятной лени, забросила.

Или у них могло получиться что-то путное, будь у него еще один шанс? Но теперь Лотта замужем. Да и нужен ли ему еще один шанс с Лоттой? Конечно нет. Тогда зачем ломать себе голову?

Ингхэм улегся спать, все еще подавленный, но успокоенный и ничуть не потревоженный запахом Кэтрин Дерби, все еще остававшимся на его подушке.

Глава 10

— Скорее всего, — мрачно произнес Иенсен, — Хассо зарыт где-нибудь под четырьмя футами песка. А может, хватило и двух.

Склонив голову над стойкой бара в «Кафе де ла Плаж», Иенсен казался измученным и сломленным. Он пил букхах, и, судя по всему, не первый стакан.

Стоял полдень. Ингхэм приехал в Хаммамет купить ленту для пишущей машинки. Заглянув в три лавочки, в которых, как ему казалось, продавалось все на свете, он не нашел того, что искал.

— Я забыл спросить, — спросил Ингхэм, — ты объявил награду за возвращение пса?

— Я сделал это в первую очередь. Я сказал детям, а они разнесут это по всей округе. Но вся беда в том, что Хассо мертв. Иначе он уже вернулся бы. — Голос Иенсена дрогнул. Он склонил голову еще ниже к своим обнаженным рукам, и Ингхэм, к своему замешательству, увидел, что Иенсен готов заплакать.

Ингхэма пронзила такая острая жалость, что у него самого защипало глаза.

— Мне очень жаль. Правда… Ублюдки!

Иенсен хрипло хохотнул и осушил свой стакан.