Читать книгу "Бальзам Авиценны - Василий Веденеев"

Однако, вопреки дурным предчувствиям Матвея Ивановича, все шло нормально. Отдохнувшие кони бежали весело, партия двигалась быстро, а нукеры Масымхана вели себя предельно дружелюбно. Понемногу хорунжий успокоился и попросил Федора Андреевича показать дареный клинок.

– Твоя шашка была значительно лучше, – вернув капитану саблю, заметил Денисов.

Чтобы скоротать время в дороге, Матвей Иванович принялся рассказывать Кутергину и фон Требину об обычаях киргизцев и родословной Масымхана. В древности якобы жил великий полководец и у него были три выдающихся военачальника, от одного из которых вел свой род Масымхан, считавшийся степным аристократом. Согласно обычаям кочевников, он не мог разориться: если родовитый князек терял все, он вновь получал коней, овец, юрты и подчиненных людей от своего рода или других, близких родов. Поэтому такие, как Масымхан, страшились только смерти.

– Наверное, полководца звали Батый или Чингис, – предположил Федор Андреевич. – Других великих завоевателей среди кочевников я что-то не припомню.

– Тамерлан, – напомнил Николай Эрнестович. – А еще Бабур, основатель династии Великих Моголов.

– Да, но они не кочевники, – возразил Кутергин. – Один правил в Самарканде, а другой – в Фергане. Вряд ли князек ведет свой род от военачальников оседлых народов.

– Наверное, – согласился Матвей Иванович. – Знаете как они меряют богатство? Лошадьми! Видели соболью шапку Масымхана? Она стоит несколько десятков лошадей…

Проходили день за днем. Экспедиция двигалась на юго-восток, и природа вокруг постоянно менялась – свежие краски степи поблекли, уступая желто-серому однообразию песка. Ветер стал горячим, словно дыхание раскаленной печи, и жаркий воздух струился над вершинами холмов, как призрачное колеблющееся покрывало, за которым, скрываясь от глаз людей, кривляясь и грямасничая, танцевали бестелесные духи пустыни. О них рассказывали сопровождавшие русских нукеры шепотом, добавляя: тот, кто увидит их, сойдет с ума или умрет от страха.

Кутергин постоянно делал короткие остановки, определялся на местности и сверялся с картами, снятыми ранее побывавшими в этих неприветливых местах офицерами-картографами. Ему помогали фон Требин и солдаты. Казаки смотрели на них со снисходительными улыбками – рисование песков на бумажках казалось им заумной блажью господ офицеров из петербургских штабов. Любой станичник ориентировался в бескрайней степи, как во дворе своего дома, и поэтому плохо понимал, зачем нужно тратить столько времени и сил на то, что каждый из них уразумел с малолетства, чуть ли не впитав с молоком матери. Нукеры, как все степняки, отличались крайним любопытством, хотя тщательно скрывали это, но вскоре и они потеряли интерес к занятиям Кутергина и его солдат. Ничего угрожающего в непонятных действиях русских киргизцы не увидели. Им даже не было смешно. Но, самое главное, тут не пахло злым колдовством, и кочевники успокоились.

После нескольких долгих утомительных переходов экспедиция, наконец, вышла к реке. Казаки начали ладить «салы», готовясь к переправе. Надули пустые бурдюки, привязали к ним пучки камыша, прикрепили утлые плотики к хвостам лошадей и погрузили на них седла, оружие и одежду, а сами остались в чем мать родила. Серо-желтые воды равнодушно приняли плывущих и позволили им без потерь перебраться на другой берег. Нукеры прикрывали переправу. На следующее утро они распрощались с русскими и отправились в обратный путь.

– Не нравится мне все это, – проводив их взглядом, заметил хорунжий. – Не зря их Масымхан посылал.

– Тебе не дает покоя патрон? – тихо спросил Федор Андреевич.

– Да нет, – протянул Денисов. – Ломаю голову: отчего князек не открылся до конца? Что-то он знает, но молчит!

– Не мучайся сомнениями, Матвей Иванович, – посоветовал фон Требин. – Азиаты они и есть азиаты. Смотрите, кругом ни души!

Хорунжий только угрюмо хмыкнул. Здесь начинался практически неведомый европейцам край древних караванных троп, редких колодцев и неожиданных набегов воинственных текинцев. Здесь люто казнили отступников: зашивали их в сырые бараньи шкуры и обрекали на мучительную смерть от зноя и разъедающих тело ненасытных червей. Здесь гулял по просторам ветер-афганец и солнце иссушало тело человека, а ночь пронизывала холодом до костей и заставляла с нетерпением ждать утра. С восходом все начиналось сначала…

На дневке Кутергин обсудил с Денисовым и фон Требиным дальнейший маршрут: предстояло проверить несколько колодцев, взять пробы почвы, снять местность на карту и отыскать удобные места для переправы через реку. Но это уже на обратном пути, а сейчас главное – вода!

– Понятно. – Матвей Иванович сдвинул лохматую папаху на затылок и принялся разглядывать карту капитана, похожую на весьма схематичный рисунок местности: неточный, сделанный в приблизительном масштабе, зато ориентированный по странам света.

– К этим колодцам я доведу. – Хорунжий указал на несколько точек. – Но тут не все отмечены, есть и другие.

– Ты знаешь к ним дорогу? – поинтересовался Федор Андреевич.

– Найдем, – кивнул казак. – В общем, помотаться придется.

– Ничего, справимся. – Николай Эрнестович растянул в улыбке запекшиеся губы. – И дальше пройдем.

– Не люблю загадывать, – отрезал хорунжий.

Теперь движение экспедиции замедлилось: много внимания уделяли съемкам местности. Рутинное однообразие пейзажа и нелегкой работы утомляло, однако люди не сдавались.

В один из дней, абсолютно ничем не отличавшийся от других, дозорные казаки сообщили, что видели всадника с заводными лошадьми: промелькнул далеко в стороне и скрылся. Денисов дотошно расспросил дозорных и заключил, что это кто-то из местных: для них проделать даже четыре сотни верст по пескам – обычное дело. Однако почему текинец не отправился в пустыню на верблюдах?

День спустя сомнения разрешились: дозорные привели в лагерь давешнего всадника. Он ехал на поджаром ахалтекинце. У седла в чехле висело ружье. На него капитан взглянул с особым интересом, но тут же опытным взглядом определил – это не винтовка. Лицом всадник чем-то напоминал галку – носатый, с широким тонкогубым ртом, скрытым черными усами и короткой бородой. Едва увидев его, Матвей Иванович усмехнулся.

– Здорово, Нафтулла!

– Салам, Денис-бала. – Нафтулла спешился, снял тельфек и обнажил бритую голову, прикрытую засаленной тюбетейкой. Поклонился русским офицерам, как заведенный повторяя: – Салам алейкум, салам!

– Ты чего за нами тянешься? – прямо спросил хорунжий.

– Ай, не нужно сердиться. – Нафтулла в притворном испуге выставил перед собой ладони. – Земля принадлежит не тебе, а Аллаху! И он позволяет каждому ехать куда вздумается.

Кутергин прислушался к его голосу: интонации азиата показались Федору Андреевичу знакомыми. Точно, этот человек говорил с ним ночью в форте.

– Он просился ехать с нами, – шепнул капитан казаку.

Словно подслушав, Нафтулла на ломаном русском языке начал путано объяснять, что он бедный мелкий торговец и разбойники могут разорить его, отобрав товар. Разные племена и роды враждуют между собой и им ничего не стоит обидеть одинокого путника. Хорошо, если только ограбят, но вдруг убьют? А на казаков Дениса-бала никто не решится напасть. Поэтому Нафтулла и держался поближе к ним. Напрасно русские подозревают его в чем-то недостойном: он никогда не замышлял против них дурного.