Читать книгу "Строптивая герцогиня - Мэдлин Хантер"

Хокинз, безусловно, оценил ее неформальный жест. Внезапно он стал куда больше походить на взрослого мужчину, чем на юношу. Его голубые глаза вспыхнули в предвкушении неожиданных возможностей.

— Я увлекаюсь литературой, ваша светлость.

— И серьезно?

— О, скорее как любитель. Стихи.

Лицо Софии просияло. Хокинз так и утонул в ее восхищении. Глядя на молодого человека, Эйдриан готов был поспорить, что Хокинз уже подсчитывал в уме, как много может принести ему роман с привлекательной светской женщиной.

— Вы должны непременно почитать мне что-нибудь из ваших стихов. Когда мы отправимся на сессию в Лондон, я надеюсь, вы посетите меня и принесете их, — предложила она. — Какую форму вы предпочитаете? Сонеты? Или поэмы?

Они погрузились в диалог о поэзии и поэтах, рифме и размере. Эйдриан потягивал вино и наблюдал за происходящим со стороны, словно степенный наставник. София забыла о нем, но Хокинз помнил. Он посматривал в его сторону, как бы желая сказать: «Не пора ли вам исчезнуть? Вы ведь знаете, что нужно делать?»

Да, он знал. Он видел Хокинза насквозь. Видел, что расположение Софии он быстренько превратил из смутного предположения в бесстыдное решение. Вера, что он может стать любовником герцогини Эвердон, прежде чем настанет утро, светилась в его глазах.

«Черта с два, молодой человек».

Три мастифа, развалившись, посапывали у камина. Эйдриан протянул руку и тихо щелкнул пальцами. Внезапно вскочив на ноги, собаки начали кружить вокруг стола, поглядывая на объедки.

Собачья суета прервала продолжительную дискуссию о Колридже. София прикрикнула на собак.

— Похоже, они хотят прогуляться, — заметил Эйдриан. На последнем слове мастифы запрыгали вокруг хозяйки с явным возбуждением. — Они не видели вас целый день и теперь ревнуют. Я бы вывел их, но не думаю, что они успокоятся.

Она перестала хмуриться, глядя, как ее требовательные питомцы прыгают от удовольствия, видя ее внимание. С материнским вздохом она поднялась.

— Мистер Берчард прав, извините меня, мистер Хокинз. Я всегда выгуливаю их по вечерам. Скоро стемнеет, поэтому стоит поторопиться. — Она взяла поводки со скамьи у камина. — Только вверх по улице и назад, Юри. А вы, джентльмены, можете пока покурить.

Псы рванулись на свободу, и она поспешила следом за ними.

Он знал, какая комната предназначена для нее. Пока ее свита перетаскивала багаж в гостиницу, он незаметно присоединился к слугам, надвинув шляпу пониже и испачкав ботинки в грязи. Слуги из гостиницы думали, что он принадлежит к свите герцогини, а последние приняли его за гостиничного слугу. И ни один не удосужился приглядеться к нему повнимательнее.

Он стоял под навесом конюшни, поджидая, когда стемнеет. Через низкое окно он наблюдал за герцогиней. Она сидела М столом. Он видел ее лицо и профили двух мужчин.

Она, должно быть, скоро отправится отдыхать.

Его ботинок нащупал мешок на земле. Пришло время Софии узнать, что человек, впервые разбудивший ее сердце и лущу, совсем рядом.

Движение за столом заставило его насторожиться. София встала и вышла из-за стола. Он ждал, что ее компаньоны сделают то же самое.

Дверь гостиницы отворилась, и София шагнула в сумерки. Но она оказалась не одна. Три огромных пса рвались вперед, таща ее на тропинку.

Его так и подмывало отправиться следом за ней. Она одна и уязвима.

Но здравый смысл заставил его отказаться от такой идеи. С собаками шутки плохи. Нет, он подождет и сделает, что задумал, не торопясь. Но он с трудом удерживал себя. Невидимый наблюдатель в нем более неспокоен, чем нападающий. Ее страх придаст ему силы куда большие, чем открытая атака, и потом его ультиматум касался не только ее. Он должен это помнить.

Устроившись около стены конюшни, он ждал, но желание последовать за ней продолжало искушать его. Он рисовал в своем воображении ее, легко ступающую по тихой тропинке, он представлял себя, крадущегося следом. И то, как он набрасывается на нее, влечет ее в темноту аллеи… И тогда вся его злость и обида, которая накопилась в нем за долгие годы, отпустила его.

Но сделать задуманное совсем непросто… Возможности, открывшиеся ему, приятно возбуждали, искушая уступить холодной ярости, бушующей в крови. Горечь склоняла его забыть большую игру ради собственного удовлетворения.

Закурив сигару и напустив на себя довольный вид, Хокинз откинулся на спинку стула.

— Не сомневаюсь, герцогиня будет гулять дольше, чем предполагала. Собаки заслужили хорошую прогулку, — заметил Эйдриан.

— Сегодня яркая луна. Так что ничего страшного, если мне придется возвращаться назад, когда совсем стемнеет.

Эйдриан налил им портвейна.

— Я восхищаюсь вашей самоуверенностью. В вашем возрасте я прислушивался к замечаниям старших.

С нахальным видом Хокинз попыхивал сигарой.

— Что ж, у меня уже есть собственный опыт.

— Остается только позавидовать вашему раннему развитию. Я был несколькими годами старше, чем вы, когда впервые сошелся с одной француженкой. И пожалуй, благодаря полученному опыту я теперь смог бы провести несколько часов с тем же savoir-faire (умение (фр.)., которое вы только что продемонстрировали.

— Француженка? Герцогиня не француженка.

— Официально нет, но она восемь лет провела в Париже. Маленькая морщинка пролегла между безупречными бровями Хокинза.

Эйдриан вытянул ноги и продолжал, жестикулируя сигарой в облаках дыма:

— Мой первый опыт привел меня в шок. Клодетт, так ее звали, со стороны посмотреть — просто ангел. Кто мог подумать, что она способна вытворять в постели черт знает что? Ну а дальше, вы ведь знаете, как все бывает… Скажу одно — французы испортили своих женщин, вы не согласны?

— Возможно…

— Ничего, кроме требований. Я даже не знал, что ей еще в голову взбредет. И потом, скажу вам, женщина с опытом…. всегда подозрительно. По крайней мере английские леди осмотрительны и не столь усердны в приобретении оного опыта, хотя и тоскуют о нем.

Хокинз засуетился.

— Конечно, Клодетт была француженкой, и, возможно, во всех наших скандалах виноват ее плохой английский. Предпочтительнее женщина, которая бегло говорит по-английски и выскажет свои претензии с большим тактом, — продолжал Эйдриан.

Хокинз слабо улыбнулся:

— Не сомневаюсь.

— Да, мне симпатичен ваш апломб, особенно учитывая тот факт, что вам предстоит общаться с герцогиней длительное время. Я помню необъяснимое облегчение, когда семья Клодетт вызвала ее назад во Францию. У меня испортилось настроение тогда, Хокинз. Я не представляю вас на моем месте. — Он засунул руку в карман и достал листовки. — Теперь объясните мне, что это за листовки. Одна подписана «Капитан Брут».