Читать книгу "Список Магницкого, или Дети во сне не умирают - Александр Филатов"

Анжела предложила на время комиссии закрыть Халикова в «дальней резинке». Алексин: «И оттуда будут слышны его крики. Молчать, подлец, не станет!» Анжела: «Заколоть нейролептиками до упора!» – «Вдруг сдохнет?!» Я: «Отвести на флюорографию в другой корпус (на Сборку) и закрыть в тамошнем «стакане» на весь день». Алексин раздражается: «Что за беспомощность?! Расписаться за больного не можете? Где согласие? Не хотите?! Я сам за него поставлю крест, и все!»

С «воцарением» Алексина количество фальсифицированных подписей на согласиях возросло необычайно. На сей день нет ни одного без подписей, тем или иным способом добытых. Позже, с появлением у нас в коллективе доктора Зло, тот станет образцом для начальника в данном смысле. «А. В., вот у него поучитесь, как подписи собирать!»

В итоге Халикова спрятали… в суде. 15-го и 16-го, в дни работы Европейской комиссии, были организованы его вывозы в суд. Анжела: «Судьба к нам благосклонна!» Но в бурю Бог помогает только тем гребцам, которые усердно работают веслами, а не тем, кто сидит сложа руки, пусть и усердно молясь!

Европейскую комиссию представляла одинокая сорокапятилетняя полька. Ходила с переводчиком, за ними – начмед, главврач и я в белых халатах, начальник тюрьмы в штатском – черный похоронный костюм. Был приказ аттестованным: не пугать синей формой; при наличии формы – сверху накинуть белый халат.

Полька хвасталась, что получает 2 тысячи евро в день за командировку в Россию.

На моем этаже она осмотрела две «палаты». Под суровыми взглядами начальства я отчаянно врал, что у нас есть отдельные палаты для алкоголиков, наркоманов и т. д.

На самом деле отдельных «палат» нет: все сидят вперемешку. Адская смесь всех патологий. Причем, наглухо больные с выздоровевшими и ожидающими этапов, арестованные впервые с матерыми уголовниками. Единственно: отдельно сидит СПЭК – прибывшие на комиссию в институт Сербского – третий этаж; признанные тем же институтом Сербского невменяемыми – четвертый и пятый этажи; «опущенные» (принудительные или добровольные гомосексуалы), чтобы с ними не вступали в половые отношения и не унижали, – одна-две камеры на пятом этаже; женщины – одна-две камеры там же.

Хотя полька и беседовала с больными наедине (+ переводчик), для этого она просила никого, кроме них двоих, не входить в камеры, она не узнала ни про «резинки», ни про побои, ни про объедание больных персоналом (один контролер недавно шесть куриных ног за присест слопал, лишив курятины такое же количество больных).

16.04.10

Алексин так горд, что не здоровается, обматерил медсестру Лену Фимову (несчастная «скорая помощь в прошлом»). Лена подала наспех составленную утреннюю верстку, где в графе «I-е отделение» обозначила поступление больных – четверо. Наш верхогляд подал сводку Теликову (временный нач. тюрьмы после добитого побегом Астахова Канцлерова). Теликов (вежливо): «У вас в I-м отделении всего четверо?» Что же ты, дурак, прежде не посмотрел? У Алексина виноваты все. Кроме него. Работу начальника ПБ видит так: гонять почем зря персонал, а самому ничего не делать, с утра до вечера играть на компьютере (одна медсестра: «Начальник играет в такие тупые игры, в которые мой ребенок бросил играть в 12 лет»). Бабу, что ли, завел бы, стал поспокойнее! Сперма из глаз брызжет.

Примечание: при проверке Еврокомиссией Алексин тоже публично показал, что не знает, сколько в отделениях ПБ больных и какие у них диагнозы. На приеме граждан по понедельникам (потом – четвергам) сидит круглым идиотом, звоня нам в отделения по каждому вопросу: «Что с этим больным? А что с тем больным?» Срывает с утренних обходов, вынуждая сидеть на телефоне, давая ему ответы на вопросы родственников. Послал бы лучше меня или другого врача, знающего больных.

16.04.10

Увольняется Елена Эдмондовна Четверикова (молодая врач-стажер из Тамбова). Три месяца ей платили лишь стажерские 4 тысячи. Любовник, позвавший ее в Москву, разлюбил и бросил. Алексин на полном серьезе предложил девушке «открыть камеру на пятом этаже, чтобы ты там жила». Четверикова посчитала себя этим предложением оскорбленной. После ее обвинят в краже денег из сейфа у Гордеевой. Будто бы вошла в кабинет, когда Гордеевой не было (инфо от фельдшера Дымова), увидела ключи от сейфа на столе, открыла, взяла. В общем, умыли девушку бутырской грязью напоследок.

Под вечер Анжела водила по ПБ какого-то алкоголика (как потом выяснилось – Тамерлана). Хвалила пенаты, показывала «домашних богов» за решетками… Москвичи к нам идут неохотно. Бутырка – сборище этрусков. Очень любят ее «друзья степей» и уроженцы Махачкалы, Грозного, Майкопа и Дербента.

21.04.10

Психопатология

Трибасов по поводу контролера, который шел, постукивая концом ключа по тюремной стене, где оставался кривой след облупленной свежеположенной краски: «Обратите внимание, Александр Васильевич (кстати, моя кличка – Суворов). Многие люди устраиваются к нам (в Бутырку) не из-за денег. Нам платят уничижительно мало. А потому, что их влечет возможность проявить насилие. Стремятся безнаказанно истязать людей: подследственных и т. д. Этого я знаю. Он бьет…»

23.04.10

Анжела по четвергам взялась сопровождать этапы в 5-ю психбольницу (г. Чехов Московской области). Она живет поблизости и в 12.00 уже дома. Не зная о ее дополнительном «выходном» (согласовано с серым кардиналом Кошкиного дома Гордеевой), главврач Алексин, человек с «органчиком» в голове, в присутствии меня, двух сестер и стольких же фельдшеров обещал на следующей неделе за поездки по «четвергам намылить Анжеле морду». Анжела несимпатична, но не до такой же степени!

Я и Четверикова сидели в последний день ее работы в столовой за чаем. Она разоткровенничалась: очень обижена на Москву и – конкретно на Кошкин дом: «Здесь не психиатры работают. Психиатров я видела. У меня у самой печатные работы есть, я на конференции ездила… Если у них есть сертификаты, пусть и таблички крупно наберут: «Психиатр». По внутреннему душевному складу – здесь ни одного!» Вспомнила Козьму Пруткова: «Если на клетке с козой написано: лев, не верь глазам своим». Что-то вроде того.

Ночью с 23 на 24.04.10 из карантинной камеры, распилив решетку, сбежал заключенный Локатков, родом из г. Кондопога в Карелии (где были беспорядки на национальной почве).

Локатков хорошо знает тюрьму. Вторая ходка, в первую работал в отряде обслуги! Ночь и день лил дождь: собаки не взяли след. ОМОН и свои рыскали весь день. Вольнонаемных задержали до 19 часов, аттестованных, в том числе сдавшую работу медсмену, – еще дольше («Пока не поймали»).

Я часть времени потратил на запись недостатков по второму этажу (выполнял поручение главврача). Вот они (по другим этажам поручение Алексина не выполнили):

– камера 451: нет раковины для умывания, отсутствует дверь в туалет – по нужде ходят публично; стены зверски исписаны неприличными стихами (автором никто себя не признает);

– камера 452: подтекает унитаз, подле – неубранная невысыхающая лужа;

– камера 455: электророзетки не работают; нет умывальной раковины (в ПБ она используется и для стирки белья – веревки протянуты от окон к туалету через камеры);