Читать книгу "Милый друг Змей Горыныч. Сборник литературно-философских эссе - Евгений Валентинович Лукин"

начало несусветного хаоса, и лишь невидимые фантастические путы удерживают мир от гибели.II

Другой точный ориентир, где располагается пространство русского духа, указывается в самом начале пушкинского Пролога и имеет ясную географическую составляющую: «Русью пахнет» у лукоморья или на берегу моря, на морской излучине, кривизне, дуге. Лукоморье непосредственно сочетается с островом, поскольку круг, символизирующий остров, есть продолженная и завершенная дуга. Этот остров неоднократно упоминается и в старинных русских заговорах, и в пушкинской Черной тетради, где именуется Буяном.

Александр Афанасьев увязывает остров Буян с некоей солнечной землей: «Страна, где обитает светлая божественная сила, есть страна вечного лета, откуда на всю землю разносится плодотворная жизнь в птицах, гадах, насекомых и семенах, которые явились на землю весною, а при конце осени уносились в царство вечного лета. На такое же значение Буяна, кроме преданий, указывает самое имя, в корне которого лежит слово буй (буйный), синонимическое со словом яр (яркой, яровой, Ярило, жар, жаркой)».

Знаменитый фольклорист сопрягает слова буйный и ярый, подразумевая под ними нечто дерзкое, отважное, смелое, сильное, яростное, пылкое, огненное, страстное, жизнерадостное. Однако слово буй в древнерусском понимании соседствует не только с бесшабашным буйством или буянством. «Дивно за буяном коней пасти, так и за добрым князем воевать», — говорит Даниил Заточник, сравнивая своего защитника, своего благодетеля с надежной горой, за которой удобно пасти лошадей. В старинных русских летописях слово буй или буевище имеет значение открытого высокого места, расположенного близ собора: «того же лета повелел посадник Федос и в Пскове намостить буевище около церкви святой Троицы».

Изначально православные храмы воздвигаются на Руси на месте языческих капищ, как повелел святой креститель Владимир Красное Солнышко. Они сооружаются на холмах, украшающих окрестность, ибо холмы возвышают человека над обыденным миром, приближая его к божественному небу.

Здесь исстари творятся священнодействия, жгутся костры, поются песни, пляшутся буйные пляски. Такие холмы именуются буями, буянами, буевищами, сохраняя свое древнее название и тогда, когда над ними возносятся православные кресты.

Между тем, в народной памяти запечатлевается священный остров Буян, к которому обращаются старинные русские заговоры. Этот остров, называемый также Руяном, соответствует современному немецкому острову Рюген. Здесь, как сообщает Саксон Грамматик, на вершине высокой скалы располагался сакральный славянский город Аркона, защищенный с трех сторон Балтийским морем, а с западной стороны — могучим земляным валом высотою в 50 локтей. Посреди города находилась открытая площадь (буевище), на которой возвышался четырехстолпный деревянный храм, искусно отделанный прекрасными барельефами и увенчанный красной кровлей. В храме, украшенном пурпурной занавесью, стоял большой идол Святовита с четырьмя головами, символизирующими четыре стороны света. В правой руке он держал металлический рог плодородия, которым определялась мера будущего урожая. В храме хранилось боевое снаряжение кумира — исполинский меч, а также обретался священный белый конь, который каждое утро обнаруживался испачканным дорожной грязью. Жители острова «верили, что на этом коне Святовит ведет войну против врагов», — заключает Саксон Грамматик.

В пушкинской «Сказке о царе Салтане» повествуется о священном острове Буяне, который поначалу представлял собой некий холм, отмеченный сакральным знаком (зеленым дубом) и очерченный защитным кругом (синим морем). Этот зеленый славянский дуб по существу является аналогом мирового древа, как и скандинавский ясень Иггдрасиль. Мировое древо, крона которого достигает неба, а корни опускаются в преисподнюю, населяется живыми тварями: на вершине обитают птицы, у корней — те самые змеи, которым поклоняются в русских заговорах. Вверх и вниз по мировому древу (ясеню Иггдрасиль) снует белка и переносит слова, которыми обмениваются птицы и змеи. Функцию умной белки, что «растекается мыслию по древу» («Слово о полку Игореве»), в пушкинском Прологе выполняет ученый кот, бродящий вокруг дерева и поющий песни. Примечательно, что похожий «заморский кот» фигурирует и в романсе Гавриила Державина «Царь-Девица», однако он скачет по ветвям, как белка.

Наш ученый кот ходит кругом зеленого дуба, опоясанного золотой цепью. Эта цепь обладает волшебными свойствами, защищая мировое древо или космос от враждебного хаоса. Поэтому золотой цепью обносились древние скандинавские храмы, которые тоже являлись архитектурным слепком космоса. Цепь нельзя зарывать в землю. В одной норвежской сказке говорится, что королевский сад оттого плохо плодоносит, что трижды опоясан золотой цепью, зарытой в землю: «Если откопать эту цепь, сад короля будет самым плодоносным».

Священный остров Буян преображается в одночасье, одним взмахом лебединого крыла. Пустынный пейзаж, где наличествует лишь холм да зеленый дуб, с появлением прекрасного Царевича заменяется иной, жизнерадостной картиной. По существу, в пушкинской сказке речь идет о чуде христианского преображения:

В свете ж вот какое чудо: В море остров был крутой, Не привальный, не жилой; Он лежал пустой равниной; Рос на нем дубок единый; А теперь стоит на нем Новый город со дворцом, С златоглавыми церквами, С теремами и садами.

Сходную чудесную историю имеет тот же город Киев, где над зеленым холмом, изрытом варяжскими пещерами, воздвиглась златоглавая Киево-Печерская лавра, и зазвучал под светлыми церковными сводами акафист всем Печерским преподобным: «Странное и преславное чудо благодати небесныя проявися воочию всех верных: пещера разбойников в храм Божий соделася: идеже бо грех преизобилова, тамо благодать приумножися, идеже терн беззакония укоренися, тамо кедры рая Христова возрасташа, идеже блато смрадное греха бяше, тамо источницы бессмертия воскипеша, идеже смерть обладаше, тамо Господь воцарися».

Преображенный остров охраняют те самые прекрасные витязи, которые упоминаются и в пушкинском Прологе. Они выходят чередой из ясных волн, одетые в блистающие доспехи, напоминающие чешую. Ими предводительствует морской дядька, руководящий высадкой сказочного десанта на песчаный берег. Описываемые детали свидетельствуют, что перед нами — реальная варяжская дружина, призванная для охраны престольного города. И тому самым верным свидетелем является морской дядька, который в действительности называется морским конунгом — скандинавским князем, лишенным собственного княжества, собственного удела, и потому вынужденным промышлять на море в поисках богатства и славы. Пожалуй, самым блистательным представителем морских конунгов является норвежский король Харальд Хардрада, возглавлявший наемную варяжскую