Читать книгу "Русские сказки в ранних записях и публикациях (XVI—XVIII века) - Коллектив авторов"

вторично. Нечего ему было больше делать, как бежать их догонять и изыскивать опять способ к обману. Он бежал порожняком; сверх того, поотдохнувши, был посвежее; следственно, ему не трудно было догнать усталых воров, везущих на себе свинью. Он шел за ними полегоньку до самого леса.

По приходе во оный сказал один вор своему товарищу, чтоб тут отдохнуть. Но другой отвечал: «Нет, брат, тут Тимоня, догнавши нас, опять как-нибудь обманет; а перешед лес, помнишь ли, что близ дороги пустая изба, там мы можем отдохнуть без опасности». В чем они и согласились.

Услышав сие, Тимоня бросился стороною вперед и, вымаравши лицо свое грязью, прибежал в избу и сел в развалившуюся печь, прибрав в руки по кирпичу. Недолго дожидался он их тут: пришедши в избу, бросили они свинью на пол. «Ну! брат, — сказал один, — теперь почти дело сделано. Дай-ко выкурим по трубке табаку». — «Изрядно», — отвечал другой, вынимая огниво, но, долго рубя, не мог трут зажечь. «Экая беда, — сказал он, — трут отсырел, как я по росе в лесу за пострелом-та Тимонькою гонялся».— «А ты поди к устью печному, может быть, к саже прилипнет искра», — говорил другой. Тот подошел к печи и на́чал опять рубить. Между тем Тимоня, выглядывая на него, щелкал зубами. Вор, услышав, что нечто пред ним щелкает, на́чал пуще рубить и при освечивании огня поглядывал в печь. Тут присел он со страха на землю, увидя Тимонино личико; он счел его за чёрта, и от ужаса не мог больше произнести, как только прерывающимся голосом: «Ах! ... братец ... чёрт!» Тогда Тимоня, застучав на печи, пустил кирпичный перун в другого вора, который бросился было в двери, но, ударившись лбом о притолоку, растянулся без чувств. Тимоня, схватя у одного из них дубину, начал потчевать оною шурьев своих толь исправно, что они скоро пришли в память и обратились в бегство. Трясущиеся от ужаса но́ги их принуждали неоднократно спотыкаться, а Тимоня провождал их кирпичною пальбою. Прогнавши оных, взяв свинью, понес домой, куды прибыл уже на рассвете.

Воры едва отдохнули, как первый разговор их обратился до заклада с зятем их. «Ну! — говорили они, — теперь свинью-то хоть чёрт съест, но Тимоне она не достанется, и мы возьмем его опять к себе жить». Потом пошли они прямо в дом к нему, для того что уже́ рассветало; но, пришедши, узнали, что заклад проиграли, и что не чёрт был в пустой избе, а зять их. «Экой ты плут, — сказали они, — ведь мы было померли со страху». — «Что ж делать, братцы, — отвечал он, — вам хотелось взять с меня двести рублев, а теперь вы мне оные заплатите». Наконец, взял он с них деньги и начал жить добропорядочно.

22

<О цыгане>

Хотя известно, что цыганы домов не имеют, а весь свет служит им ночлегом; однако неизвестно, каковым случаем жил в некоторой деревне цыган своим домом. Случилось ему ехать в лес за дровами, куды он прибывши, влез на высокий дуб, желая обрубить на оном ветви. Но был столько глуп, что начал рубить самую ту ветвь, на коей стоял. Когда упражнялся он в сей работе, ехал мимо него русский мужик также за дровами и, приметя оную цыганову глупость, сказал: «Цыган! Что ты делаешь? Ведь ты убьешься!» — «А ты что за чёрт? — отвечал ему цыган; неужли ты вещун? Почему ты ведаешь, что я убьюсь? Поезжай, куды едешь». — «Ну! Хорошо, — сказал мужик, — будешь ты и сам скоро не лучше чёрта». — «А убирайся ж до матери вражей», — говорил цыган, продолжая рубить. Мужик удалялся, но не отъехал еще ста сажен, как подрубленная ветвь оборвалась с цыганом, который хотя был не пернатый, но слетел проворно; только садиться на землю, сказывают, было ему неловко. По счастью убился он не больно. Полежав несколько и опамятовавшись, побежал он, как бешеный, догонять мужика, говоря притом: «Конечно, мужик сей был вещун, что узнал о моем падении!» Догнав оного, стал пред ним на колени и просил объявить, скоро ли его смерть будет. Мужик, приметя глупость его, выдумал над ним пошутить. «Очень скоро конец твой, — сказал он ему. — Вот когда ты, наклад воз дров, повезешь домой и, поднимаясь на известный тебе крутой пригорок, кобыла твоя трожди испустит ветр, тут твоя и смерть». Бедный цыган завыл голосом, тужил и прощался заочно со своей родней, с домом и лошадьми. Считая ж судьбу свою неминуемою, приготовился расстаться с светом. Пошел он к своей лошади, наклал воз дров и поехал домой весьма тихо, ведя лошадь под узду, а на гору пособляя. Приближаясь к крутому пригорку, лошадь его поднимаясь, дважды уже́ испустила ветр. Цыган от того был едва жив и кричал в отчаянии: «Прости, моя мать — сыра земля! Прости, женка, детки! Уже́ я умираю!» Но, взъехав на гору, ободрился, думая, что мужик солгал ему о смерти. Он, сев на воз, стегнул лошадь плетью, которая, подернув воз, гораздо громко выпалила. Тут цыган вдруг упал с воза, сказав: «Теперь-то уж я за истинную умер». И так лежал на земле неподвижно. Лошадь его сошла с дороги в сторону и начала есть траву. Уже́ смеркалось; цыган не думал встать, считая себя мертвым. Около полуночи пришли волки и, поймавши лошадь, начали есть. Цыган при месячном сиянии, видя сие, приподнял голову и, покачавши оною, говорил: «Ну, если бы я жив был, я сбегал бы домой за ружьем и всех бы сих волков побил, а шкуры бы выделал и сшил бы себе добрую шубу». Пото́м опять растянулся в положении, пристойном мертвому. Волки, конча ужин, разошлись, а цыган лежал до самого утра. На зоре ехал мимо оного ме́ста драгунский объезд. Бывший при оном капрал, увидя лежащего человека и близ оного съеденную лошадь, счел и его за мертвого. Для чего и послал одного из подчиненных своих осмотреть, а сам, остановясь, дожидался. Драгун, подъехав и увидя, что лежит не мертвое тело, а живой цыган, спросил его: «Что за чёрт ты?» Цыган, вскинув на него глазами презрительно, сказал: «Много ли у тебя таковых чертей! Ты не слеп, что я мертвый». Драгун, рассмеявшись, отъехал и донес капралу, что он нашел не мертвое тело, а живого цыгана, который называет себя мертвым. «Постойте ж, ребята, — сказал капрал, — мы