Читать книгу "Русские сказки в ранних записях и публикациях (XVI—XVIII века) - Коллектив авторов"

покоем будем мы в доме отца твоего». Тимоне совет сей понравился. Он желание свое открыл шуринам своим, господам обдираловым. Хотя им слышать то было и досадно, но удержать его не могли. Они отпустили на условии, дав ему свинью, с тем, что если они в будущую ночь оную у него украдут, то с него им взять 200 рублев, если ж не украдут, то ему толикое ж число заплатить. Когда ж украдут, то бы ему не отходить от них до тех пор, как заработает на них означенное число денег. «Очень хорошо! — говорил Тимоня, — я посмотрю, как вы свинку-то у меня украдете». После чего, забрав свое, переехал с женой в дом к отцу своему.

По прибытии в дом замесил он в корыте для свиньи корм на одном вине, которая, наевшись досыта, сделалась бесчувственно пьяна. Тимоня тотчас одел оную в сарафан и положил на печи в углу, где оная растянулась неподвижно, а сам лег с женой в клети спать. Лишь только они заснули, воры искали уже́ по всем клевам и закутам, но, не сыскав желаемого, подошли к избе. Тут услышали они, что нечто сопит. Тотчас один из них вскочил в избу и потихоньку щупал свинью; но, ощупав сарафан, без памяти выскочил вон. «Что ты?» — спросил оного товарищ. «Эх, брат, — отвечал он, — ведь я было беду сделал! Это сопит-то старая хрычовка, сватьюшка наша: я ее хватил за бок, как не проснулась! и такая от ней вонь, что я чуть было не затхнулся. Однако постой: я знаю, что теперь делать. Пойду спрошу у сестры, она мне спросонья скажет». Он влез тихонько на клеть, прокопал крышку и, пошевеля сестру свою шестиком, сказал: «Жена! где мы свинью-то дели?» «Как ты не помнишь, — отвечала она, — что в избе положили на печь, одевши в сарафан».

Услыша сие, спрыгнул он с клети, как бешеный, бросился в избу на печь, сволок оттуда пьяную чушку, которая беспрестанно опорожняла излишек пищи, что гораздо неприятно было для воровских носов. Однако ж они сволокли ее с двора долой и, отшед подале, связали ей ноги, продели между оных шест и помчали оную на плечах во всю рысь. Ехать на шесте ведь не в качалке: растрясло обожравшуюся свинью и учинило из ней обоюдный водомет, который без остановки орошал воров, и тем изобильнее, чем ускоряли они походом. Воры каялись, что выдумали таковой способ к возвращению Тимони в свое жилище, но, опасаясь лишиться двухсот рублев, терпели они все сие жестокое искушение и поспешали дорогою.

Тимоня после отъезда свиньи скоро проснулся, а, заспав, не вспомнил, куда он дел свинью. «Жена! Жена! — вскричал он, толкая ее под бок, — где мы свинью-то спрятали?» — «Долго ли,— сказала она, — тебе у меня о том спрашивать, ведь я сказывала тебе, что лежит на печи в сарафане». — «Когда ты мне сказывала?» — вскричал он с ужасом. «Недавно, — отвечала она, — конечно, ты заспал». — «Ну! Прощай же наша свинка! Конечно, ее спровадили», — кричал он, вскоча с постели, и побежал в избу. Но на печи вместо свиньи ощупал нечто мягкое и совсем несходствующее на приятный запах. Сие было то, что свинья оставила ему из благодарности за похмельное его потчеванье. Затряслись у Тимони подколенки, но опасность жить у воров работником принудила его, отложа бесплодное уныние, искать средств к поправлению беды. Он бросился на лошадь и поскакал догонять путешествующую свинью, что ему и удалось. Он догнал их скоро при самом входе в лес и ехал за ними потихоньку. Довольно темная ночь препятствовала ворам его увидеть, которые, весьма уставши, вздумали отдохнуть, бросили с сердцем свинью о землю и один из них сказал: «Тьфу! Пропасть какая! Уморила! Но из двухсот рублев потрудиться можно». Другой отвечал ему: «Теперь бы брат не пожалел рубля за подводу, чтоб нам эту стерву довесть». Тимоха между тем привязал свою лошадь, отведши в сторону, а сам, подойдя потихоньку, зачал бренчать удилами узды, скинутой с лошади. Один из воров, услышавши, сказал: «Брат! Послушай-ка, никак спутанная лошадь ходит». Тимоха продолжал бренчать, вор уверился и без дальних околичностей бросился ловить лошадь, а другой между тем отдыхал, сидя близ свиньи. Тимоха от вора подвигался вперед, который следовал за ним, желая поймать клячу. Нечувствительно завел он его далеко, где и оставил, а сам побежал к другому. Приближаясь к нему сажень в десять, стал он кликать его, говоря: «Пособи, брат, расковать лошадь». Тот, представляя его своим братом и идучи к нему на помощь, отвечал: «Экой ты, детина! Не можешь распутать лошади». А Тимоня, будто бы не смогая удержать лошади, подвигался прочь, и как отвел его от дороги подалее, оставил оного искать своего брата, который искал попусту лошади, и бежал к свинье. Подхватя оную, сел на лошадь и увез домой, где привязал оную за ногу к стоящему посреди избы своей жернову, в круг насыпал ржи, и так свинья начала, кушая рожь и ходя кругом, молоть в жернова. Тимоня же опять отправился на постель и, ни о чем не думая, заночевал спокойно.

Между тем воры сошлись вместе. Один спрашивал, где лошадь, другой отвечал, что оные и в глаза не видал. «Как! Ведь ты меня кликал пособить распутать?» — промолвил первый. «Ты бредишь, — отвечал тот, — я и сло́ва не говорил». — «Ну! — сказал он, — знать это Тимоха подшутил над нами! Пойдем и посмотрим, тут ли свинья». Но долго искавши, не могли найтить, почему догадались, что она в провождении зятя их возвратилась обратно в дом свой, куда и они опять побежали.

Пришед на двор, подошли к избе, и один из них сказал: «Пропали, брат, наши 200 рублев! Ведь уж старая-то хрычовка проснулась; вот чу! она жернова налаживает, знать, молоть хочет. Однако побегу опять к сестре и спрошу у ней подавешнему, где свинья, может, оная и не в избе». Итак, влезши по-прежнему на клеть, разбудил и спросил ее: «Жена! а где свинья?» — «Экой ты сонный, — отвечала она, — разве ты забыл, что привязана в избе к жернову». Узнав, где свинья, бросился вор в избу и, подхватя добычу, побежал с братом своим, говоря: «Нет, теперь он научил уже нас и не обманет».

В то время Тимоня опять проснулся и вскочил посмотреть свинки; но, вшед в избу, узнал, что оная украдена