Читать книгу "Зверь - Ане Риэль"

кто-нибудь увидит. Кто-нибудь, кроме Господа нашего, конечно, но дед полагал, что Он не против. В конце концов, это же Он поместил колокол в те дебри и позаботился, чтобы у деда в тот день расстроился живот.

Для Даники хлев был церковью в большей степени, чем настоящая церковь. Ребенком она иногда опускалась на колени перед камнем горячо любимой Светланы и молила мать, сына и всех их зверей о помощи и прощении. Впрочем, с переменным успехом. Ее так и не увез с собой цыганский табор, и орлиные крылья у нее не выросли, так что она не смогла взлететь и посмотреть, что находится по другую сторону гор.

Отец рассказывал, что там другие долины, другие горы и местами такие огромные равнины, что даже гор на горизонте не различить, только небо. Он сам так далеко никогда не бывал, но слышал рассказы. Равнины. На одной из них, на севере, есть поля тюльпанов всех цветов, говорил он. Даника пыталась представить себе волны цветущих полей. Но первым делом надо было представить себе равнину настолько широкую, что не видно гор. Мир без границ. Небо настолько огромное, что опускается прямо до земли. От таких мыслей у нее кружилась голова, как если смотреть на звезды и пытаться считать.

– Тебе никогда не хотелось посмотреть на поле тюльпанов? – спросила она тогда отца.

– Нет, – ответил он. – У нас же растут в горах дикие тюльпаны. Зачем тратить много дней на дорогу, чтобы посмотреть, как они растут где-то еще?

– А на людей, которые живут в других местах? На них тебе не хотелось посмотреть? – спросила Даника.

– Все люди похожи. У кого-то волосы темнее, у кого-то нос больше. Далеко на востоке живут люди с маленькими носами, ты об этом знала?

– А тебе не хочется увидеть их маленькие носы?

– Видел я одного китайца. Там их, говорят, больше. Но зачем мне их смотреть, если одного я уже видел? Он, кстати, считал, что у меня очень большой нос, и сравнил его с той картошкой, что я пытался ему продать.

– Тебя это так расстроило?

– Наоборот! Кого может расстроить сходство с моей картошкой!

Отец Даники почесал маленький бурый прыщ на носу. Глаза у него блестели. Они были такими же темными, как и волосы.

– Хотела бы я посмотреть, что там по другую сторону гор, – мечтательно произнесла Даника. – И встретить совершенно новых людей. Других.

Ее отец наморщился при этих словах, глядя на картофель.

– Оставайся здесь, девочка моя, и ты встретишь много людей. Кто-то проезжает через долину, кто-то остается здесь жить. И подумай: отчего они едут? Подумай! Ты нигде не станешь счастливее, чем здесь, у себя дома, это я тебе обещаю. Нет смысла уезжать оттуда, где тебе хорошо. А то можно все потерять.

– Но откуда ты это знаешь, если сам никуда не ездил?

– Ты тут не наглей.

Когда отец так говорил, разговор обычно заканчивался, иначе ей грозила оплеуха. Она никогда не плакала. Один раз только была на грани этого, когда отец действительно сильно ее ударил. Даника тогда сказала, что на вкус их картошка ничем не отличается от прочей. Этого ей говорить не следовало. Но она сдержалась и слез не показала. Напротив, заметила, что у отца сделались мокрые глаза. Даника так и не узнала, была причина в том, что он ее ударил, или его так сильно обидели слова про картошку.

Матери тоже не удавалось довести Данику до слез, а она не стеснялась иногда поднять руку. С детства Да-ника помнила мать молчаливой. Она старалась остаться одна при малейшей возможности. Стефан и Йован однажды рассказали Данике, что их мать такая, какая она есть, потому что у нее холод в теле. В крови. Бабушка была родом откуда-то с севера, из ледяной страны, жители которой всегда дрожат от холода, пребывают в плохом настроении и стучат зубами. Это точно не страна тюльпанов, подумалось Данике.

Говорили, что бабушка была красавицей, когда впервые встретила дедушку, и что он почитал ее как королеву. Из их пяти дочерей только мать Даники унаследовала ее золотые волосы, зеленые глаза и светлую кожу. И Даника единственная из ее детей взяла цвета матери. У остальных были темные глаза отца и почти черные волосы, у Таяны даже был его нос с горбинкой.

Стефан сказал еще, что только Даника унаследовала этот внутренний холод родни с материнской линии. Поэтому ей важно следить за собой, чтобы не сгорбиться в старости. С возрастом ее тело начнет скукоживаться вокруг холода, живущего внутри, и она начнет кутаться в теплые вещи даже в жаркую погоду, говорил он.

Даника в это не верила, пока не заметила, что ее мама стала съеживаться. Поначалу это почти не было заметно, но Даника видела. Еще она заметила, что мама стала все время носить шерстяные платки, а на волосы было все печальнее смотреть, они выцветали, спрятанные круглые сутки под платками. Волосы вяли, когда не получали ни света, ни дождя, думала Даника. Как трава.

Это осознание заставило Данику с малых лет выпячивать грудь и выпрямлять спину. Она распускала волосы и отказывалась носить платки. Она должна была доказать, что ее место в тепле, что ей не холодно.

– Я цыганка, – сказала она однажды, когда они прошли мимо табора на обочине. Одна из женщин пела, кормя младенца. Другие улыбнулись и помахали Да-нике, наверное, потому что она завороженно их разглядывала.

Братья громко расхохотались ее заявлению. Даже обычно молчаливая Таяна засмеялась.

– Ты – цыганка? – хохотал Стефан. – Посмотри на себя! Ты правда думаешь, что похожа на них? С твоими волосами, глазами, светлой кожей?

– Ну и что? Я светлая цыганка! – сказала Даника и горделиво подняла голову. У них нет права решать, кем ей быть.

Ей еще долго припоминали ее слова. Не Йован, у того всегда голова была полна задумок и идей, и они занимали его гораздо сильнее, чем возможность подразнить Данику. Стефан же, самый старший и сильный, был настроен враждебно, потому что больше ему было нечем заняться. Он изо всех сил пытался вывести Данику из себя, но всегда тщетно. Зато ей удавалось иногда довести брата до слез, особенно когда она его била. Говорили, Даника была сильнее старшего брата не только духовно, но и физически. Ему тяжело давалось это признание, и иногда он все силы бросал на то, чтобы унизить сестру.

Но Даника не плакала. Бывало, братьям казалось, что она единственная из них не способна плакать из-за холода, живущего у нее внутри.

Даника