Читать книгу "Враг моего сердца - Елена Сергеевна Счастная"

он пришёл, сына забрал, да как себя заставить не думать о нём? Как отказаться от жизни, что ещё можно вернуть? Разве может она вдовой, сиротой безмужней теперь домой вернуться? И не попытаться силами своими вернуть Радана?

Анисья вздохнула, покачав головой и сомкнув морщинистые губы, коротко сжала её руку своими сухими узловатыми пальцами, будто поняла горечь, что прозвучала в голосе. Убрала – и в ладони её оказался ловко снятый с пальца перстень. С тихим плеском он упал в полную воды чару и замер на дне, поблескивая. Зимава так и вперилась в него, словно могла и сама что-то увидеть в спокойной прозрачной глади. Анисья склонилась над посудиной, подняла её над столом, обвела ею над головой своей, а после и гостьи, тихо бормоча заговор. Она встала и обошла сенцы, всё так же нараспев произнося слова, к которым и прислушиваться-то не хотелось – страшно. И как будто ещё сумрачнее стало вокруг, хоть и так пара лучин давали совсем уж немного света.

Обойдя клеть от стены до стены, Анисья вернулась за кособокий стол и вновь поставила на него тяжёлую чару. И жуть какая – вода в ней будто бы помутнела, пошла белёсыми разводами. Ворожея заглянула словно в самую её глубину и замерла, беззвучно шевеля губами. И точно тихая капель зазвучала снаружи – хотя откуда бы ей взяться? Ведь с крыш уже сошёл снег. Зимава прислушалась к этому тоненькому звуку, забылась на миг. Моргнула – и натолкнулась на пристальный взгляд Анисьи.

– Ну?

– Смутное у тебя будущее, княгиня, – проговорила та сипло, будто во рту у неё вдруг пересохло. – Пришли Светоярычи, спутали все нити. Пришла волхва – и войлоком их скатала. Замуж ты выйдешь снова и даже дитя родишь. Это я увидела.

– Кто отец будет? – нетерпеливо подогнала её Зимава, несказанно обрадовавшись и позабыв совсем, что перебивать ворожею не стоит.

Анисья губами покривила недовольно.

– Кто отцом будет его и мужем твоим, то я не видела. Только человек этот сильный. И ты ему дорога очень. Да ты, верно, знаешь уже.

Зимава закивала, так и задыхаясь от облегчения, что свалилось на неё. Значит, всё же Чаяну не безразлична, как и думала. Сразу он, как приехал, на неё взор обратил. Только не то время, чтобы о чувствах думать. Да как она ему дитя родит, коли он проклят? Так, может, с проклятием тем разрешится всё как-то?

Погрузившись в светлые размышления, она не сразу и услышала, что Анисья снова заговорила.

– А вот сына ты потерять можешь. – И тут же внутри всё оборвалось. – Если и дальше выбраным путём пойдёшь. И даже сказать не могу, жив ли он будет тогда. И стоит на твоём пути княженка. Всюду тень её тебя преследует. И другая девица, крови с тобой одной – появится скоро рядом.

Зимава совсем запуталась в туманных предсказаниях Анисьи. Уж лучше и не ходила бы к ней, в самом-то деле. Кто та девица одной крови, что станет ей препоной? Вокруг неё не было никого из родичей.

– Что ты ещё видела? – она сжала в пальцах подол.

– Больше ничего. Да и то, что видела, всё зависеть будет от того, что ты сама со своей жизнью делать станешь. И от решений, какие примешь.

Анисья встала, обрывая разговор едва не на полуслове. Отвернулась, давая понять, что спрашивать ещё что-то бесполезно. Зимава посидела немного в растерянности, борясь с желанием допытаться у ворожеи подробностей. Но решив, что делать этого всё же не стоит, она снова покрыла волосы, оделась и вышла наружу. Прохладный воздух пронзил лёгкие после духоты овина. Зимава, всерьёз опасаясь заблудиться в сумерках, отыскала нужный дом и, забрав встревоженную Оляну, быстрым шагом отправилась назад, в детинец. Та молчала всю дорогу, да и в тереме лишь помогла собраться ко сну, а сама улеглась в своём углу. Знала она Зимаву хорошо, а потому сразу, как её увидела после ворожбы, так и поняла, что лучше ничего не выспрашивать.

И до того было зябко и страшно этой ночью, будто духи кругом шептались, посмеивались. А то и сам овинник за гостями пришёл, не побоялся домового. Слушая мерное сопение Оляны, Зимава помалу успокоилась, а там и уснула.

А с самого утра зародились хлопоты в детинце: собирались кмети из ближней дружины Ледена, да и из Доброговой тоже, в дорогу отправляться, к западной окраине Велеборского княжества, откуда в своё время приехал будущий муж Елицы. Борила всегда водил со старостой Остромиром, что отцом ему приходился, крепкую дружбу. Дороги были для княжества те дремучие, но и благодатные для выпаса скота и пахоты земли. Да не слишком-то хотели подчиняться князю и платить дань те, кто там жил ещё до того, как само княжество появилось.

А мира с ними и щедрого полюдья Бориле очень хотелось. Наверное, потому и решил князь за сына Остромира, парня роду невеликого, отдать свою единственную дочь. И Елица-то, которая часто с ним в те края ездила, вовсе не противилась. Радим ей приглянулся. Да кто бы мог подумать, что и другую свою самую большую ценность князь решит укрыть под присмотром своего товарища. А вот княженка, хоть доподлинно ничего не знала, а о том догадалась.

Зимава вышла на крыльцо – провожать Елицу и Ледена в долгий путь. Пока царит на прокатанных дорогах и диких тропах весенняя распутица, придётся им трудно. Да и пусть – дольше здесь не появятся. От младшего княжича аж холодок по спине скользил – до того веяло от него неприязнью и подозрительностью. А княженка просто раздражала и злила одним только своим видом.

А ещё больший гнев вспыхнул в груди, когда Чаян, о чём-то напоследок с ними разговаривая, обнял брата, а после бережно сжал плечо Елицы, прощаясь, склонился к её и лицу и сказал что-то тихо, как будто только для них двоих предназначенное. А та лишь зыркнула на него запальчиво своими глазищами болотными, но улыбка княжича оттого стала, кажется, только шире. Никак не могла принять княженка, что теперь он здесь хозяин, как ни крути. Всё думала, что изменить что-то может. Что ж, ей от этого хуже.

– Не ярись, – шепнул рядом Эрвар. – Перила поломаешь.

Зимава тогда только заметила, как сильно стиснула ладонями гладкое дерево. Вздохнула, успокаиваясь. Варяг её локоть легонько сжал, будто не мог теми же пальцами легко переломить толстую ветку – или задушить врага. Он и княжичей предлагал убить, как только те здесь появились. Но слово Зимавы для него всегда значило всё.

Спускаться к Елице на прощание она не стала.