Читать книгу "Красавица - Рене Ахдие"

– Я настаиваю. – Одетта взяла Пиппу за руку. – Если ты не позволяешь мне почистить платье, тогда хотя бы позволь найти для тебя другое. Такая хорошая материя… вуаль, верно? – Ее лицо просияло, подсказывая, что новая идея зародилась в ее уме. – Мы можем пойти завтра вместе на встречу с моей модисткой. У нее не такой натренированный взгляд, как у Селины, да и образование не то, но она вполне умело обходится с…

– Пожалуйста, не утруждайте себя, мадемуазель Вальмонт. Это платье того не стоит. Оно очень старое. Оно… досталось мне от кузины. – Пиппа вздрогнула, признавшись, и что-то кольнуло сердце Селины. Очевидно, что Пиппе было больно признавать подобные вещи, и Селина понятия не имела почему.

Селину беспокоило, что она так мало знает о своей единственной подруге.

Всего час назад Пиппа заметила, что они не были друзьями по-настоящему. Пока еще не были. Обидно было слышать эти слова тогда, но теперь Селина не могла не признать, что это правда. Настоящие друзья беспрепятственно делятся своими мыслями и чувствами, своими секретами, своими страхами друг с другом. В Париже, до событий той жуткой ночи, у Селины было две таких подруги, Моника и Жозефина. Она задумалась, вспоминают ли они теперь о ней. Может, беспокоятся. Задумалась, где они сейчас.

Знают ли, что Селина стала убийцей?

После болезненного признания Пиппы Одетта замолчала на некоторое время. Когда она заговорила снова, ее слова прозвучали дружелюбнее:

– Пожалуйста, позволь мне тебе помочь, ma choupette[64]. – Она снова взяла Пиппу за руку, на этот раз с меньшим напором. – И, пожалуйста, зови меня Одеттой. Я предпочитаю, чтобы друзья называли меня именно так.

В этот момент Селина решила, что однажды она не прочь стать подругами и с Одеттой Вальмонт тоже. Пиппа колебалась еще мгновение. Затем кивнула – быстро, с благодарной улыбкой. Две девушки отправились к лестнице, ведущей в ресторан на первом этаже, чтобы найти Кассамира.

Оставляя Селину в логове львов… бок о бок с Люцифером.

Des Questions, Des Questions[65]

Как только их друзья исчезли на лестнице, Селина и Бастьян переглянулись. Напряжение зависло в воздухе, окружив их, как гул надвигающейся бури.

Улыбки с их лиц тут же пропали.

Гнетущая тишина опустилась на их плечи, как накидка. Отчасти Селина была рада этому, тишина эта казалась ей честной. Отсутствие притворства. В эту самую секунду она могла быть той, кем являлась. Неважно, что ей не удавалось влиться в светские круги. Бастьян не станет ее осуждать, ибо он вовсе не джентльмен, как и Селина вовсе не леди.

Он принял еще более расслабленную позу, будто пришел к тому же умозаключению. Расставил ноги, приняв неформальное положение. Селина поняла, что ей нравится наблюдать за ним в такой комфортной атмосфере. Это делало его более похожим на живого, дышащего человека, а не на предмет распутных слухов. В конце концов, он ведь просто молодой парень.

Пусть и чертовски красивый.

Бастьян задумчиво выпучил губы, снова будто бы приходя к тем же выводам. Привлекая внимание Селины к своему рту, так что ей пришлось отвести взгляд. Она сглотнула, пытаясь заглушить неприличные мысли. Одна часть ее была возмущена тем, что находила подтверждение своему влечению. Другая же ее часть наслаждалась суровым напоминанием: Бастьян пробуждает худшую версию Селины внутри ее. Ту, что окутана пороком и грехом.

Очередная минута прошла в тишине. Чем дольше они стояли молча, тем сильнее становилось напряжение в воздухе вокруг них, до тех пор, пока не зажило собственной жизнью, как привидение под капюшоном, нависающее над их головами.

Селина решила, что ни за что не начнет разговор первая. Даже под страхом смерти. Он может стоять и ждать, пока утром взойдет солнце на небе, ей все равно.

– Вы прибыли в Новый Орлеан недавно. – Бастьян произнес фразу как факт, а не вопрос.

– Чуть больше недели назад. – Селина сделала паузу. Интересно, он помнит, что видел ее в тот ее первый вечер рядом с Джексон-сквер? – Вы говорите по-испански.

Он кивнул:

– Благодаря моему отцу.

– Ваш отец был испанцем?

– Нет.

Селина ждала, пока он объяснит, затем мысленно вздохнула, когда он этого не сделал. Не потому, что ее беспокоила его молчаливость, но скорее потому, что понимала его желание умалчивать некоторые вещи о себе.

Вот еще одно сходство между ними.

Сердясь от осознания этого, Селина переместила вес с ноги на ногу, стуча носком правой ноги по толстому ковру.

Улыбка появилась на губах Бастьяна.

– Я вас раздражаю.

– И вам это нравится.

– Да. – Его улыбка скосилась набок, и опять появилась эта сводящая с ума ямочка на щеке.

Тишина снова воцарилась между ними. Бастьян сделал шаг навстречу Селине, без сомнений, только чтобы посмотреть на ее реакцию. Если она отстранится, то признает свое смущение, а значит, даст ему над собой власть. Если сделает шаг вперед, признает свое влечение… а это тоже даст ему над ней власть.

Селина не сдвинулась с места. Замерла как гора. Как вековой дуб. Как башня, которая отказывается сгибаться.

– Я могу стоять вечно в этой раздражающей тишине. Меня она совсем не беспокоит. – Она демонстративно скрестила руки, подперев тем самым грудь, и корсет впился ей в ребра. – Можете сгинуть в догадках о том, что я думаю, ибо я ни за что не скажу.

– Взаимно. – Черты лица Бастьяна приняли угловатый вид. Его взгляд скользнул инстинктивно вниз, прежде чем он успел поймать себя, его челюсть напряглась.

Он отвел глаза.

Поначалу Селина не поняла его странного поведения. Она тоже опустила глаза и, все осознав, тут же разжала руки, будто их охватило пламенем.

– Если вы думаете, я воспользуюсь подобной хитростью, чтобы привлечь ваше внимание, как какая-то девчонка, пытающаяся отхватить танец на балу…

– Что бы я ни думал, к вам это не имеет никакого отношения, – оборвал Бастьян. – Мое поведение – не ваша забота.

Такой ответ осадил Селину. Шокировал, вынудив замолчать. Она ни разу не слышала, чтобы мужчина говорил ей подобное. Отец Селины всегда ругал ее за то, что она надевала вещи, привлекающие внимание к ее фигуре. Увы, целью современной моды было именно это: придать жизнь каждой линии, повторить поворот каждого изгиба. Даже та часть женского гардероба, о которой не принято говорить, шилась так, чтобы сделать фигуру похожей на песочные часы. Тем не менее профессор Гийом Руссо призывал дочь носить приличные фасоны, которые скрывали ее горло и ниспадали слоями, даже в самые жаркие дни парижского лета.