Читать книгу "Тень разрастается - Антонина Крейн"

Она забыла принести мне сменную одежду. Вздохнув, я стала устраиваться поудобнее, как есть — только мерзкую куртку из-под пугала сбросила на пол. Надеюсь, с нее не набегут клопы. Одни насекомые за день, я считаю.

— Ты даже не представляешь… — тихо пробормотала Кад.

Мне жутко хотелось сказать ей, что представляю, да еще как. Тут можно поспорить, что сильнее бьет по психике: преступные и коматозные друзья или битва богов, ставящая на карту существование мира?

Впрочем, у нас тут был не конкурс Чья История Жалобнее.

И вообще — если кто-то начал грустить — изволь дослушать. Нет ничего мерзопакостнее, чем обесценивать страдания других. Если кому-то больно до той степени, что он об этом заговорил — умерь активность. Не лезь со своими «а я», «а у меня», «да ладно тебе» — и так далее.

Просто не лезь.

Имей хоть капельку сострадания.

— Я с тобой, малышка, ну, — в темноте я нашарила голову Кадии возле подушки и начала тихонько гладить всхлипывающую подругу ото лба к затылку, «по шерсти».

Она плакала, пока в окнах не забрезжил ранний июньский рассвет. В перерывах между всхлипами Кадия рассказала мне обо всем, случившемся в Шолохе в мое отсутствие.

Никакой новой информации там не было, расклад остался прежним: Дахху в отключке, Полынь в тюрьме, про Лиссая все ужасно заблуждаются. Давьер тоже в тюрьме — спасибо Мчащейся. Сама она теперь ежедневно спасает королевство от стихийных и человеческих бедствий под контролем мрачного гнома Драби из Чрезвычайного Ведомства…

— Вот и утро, — зевнула я, когда на соседней улице пронзительно, неприятно заорали петухи.

— А с тобой-то что случилось? — вдруг спохватилась Кадия. Да с таким искренним испугом, будто у нас всего-то и была на разговоры, что эта ночь — одна-единственная ночь, за которую мы не успели все, что надо было.

— Давай об этом потом. Ты как, больше не размякнешь? — я сдернула с лица подруги одеяло, которое та натянула, и критически осмотрела ее симптоматичные мешки под глазами.

— Не, одного раза в месяц вполне достаточно, — фыркнула она, бодро сбрасывая голые ступни на холодный мраморный пол и выдвигаясь в сторону ванной.

— Ишь чего! Один раз в год — не чаще! — я строго погрозила пальцем и кинула ей вслед подушку.

Кадия засмеялась. Все еще немного натянуто, но хоть что-то.

— Давай сейчас заглянем к Дахху? — вдруг предложила она. — У меня есть немного времени перед работой.

— Я только за. Но придется меня загримировать… — я бросила взгляд в сторону скомканного объявления «разыскивается», брошенного мной на книжную полку.

— В этом всецело положись на меня, — пообещала Кад и так зверски ухмыльнулась, что мне поплохело.

Если окажется, что наше недопонимание исчерпано не до конца — мне хана. Она мне такое выщипает и нарисует, что ни в жизнь не исправлю.

Ох, не ссорьтесь, люди, с лучшими подругами…

ГЛАВА 9. Неловко вышло

По дороге в Лазарет я не уставала благодарить судьбу за то, что на объявлении о моем розыске отсутствовала цена.

Шолоховцы далеко не такой жадный и предприимчивый народ, как, скажем, тернассцы. У тех способность к зарабатыванию денег считается главным признаком успешного человека. И на этом же строится вся правоохранительная система: за любого, даже самого хилого преступника назначается награда, и это резко сокращает его шансы уклониться от ответственности. Свидетелям приплачивают за количество информации об инцидентах, присяжным — за участие в суде, понятым — за количество просмотренных обысков и т. д. В общем, деньги — первая мотивация.

У нас же народ и власть разнесены по разные стороны повседневности и, что греха таить, частенько глядят друга на друга волком. Кого и зачем ищут Смотрящие — дело только и исключительно Смотрящих.

В этом плане я могла дышать спокойно: прохожие не сильно реагировали на листовки с моей рожей и не спешили жадно всматриваться в лица пешеходов на предмет совпадения.

Куда больший ажиотаж у них вызывал плакат «Господа добровольцы!».

Маг и воин лыбились с каждого забора, и взгляды их были столь блеклыми и невыразительными, что я даже не знаю, кто в здравом уме захотел бы им уподобиться. Хотя 50 тысяч золотых — это, конечно, много…. Очень много. Очень-очень. Поэтому народ и кучковался, собираясь у листовок, будто на балаган: с семечками, орешками и раскладными стульями, чтобы засесть, как на набережной, и добрых три часа чесать языками.

— Кад, что, совсем никого из добровольцев не нашлось? — спросила я подругу. Мы неспешной рысью ехали на Суслике.

— Нет, — она помотала головой. Спина сидящей передо мной Кадии чуть согнулась, когда она тихо произнесла следующую фразу:

— Тинави, я думаю, Лиссай уже мертв. Прости, что говорю это.

Я не ответила, и она не настаивала, сочтя, что я скорблю.

Кадии не знала ни о битве в Святилище, ни о Звере. Карл ясно дал мне понять: богу — богово, отпусти и забудь, расслабься и живи своей жизнью. Так что в своих рассказах я ограничилась тем, что поведала, как мощный магический артефакт выкинул меня в Шэрхенмисте. Полуправда — моя невольная заклятая подруга в этом году.

Поэтому Кад, как и все в Шолохе, продолжала верить в официальную версию о провалившемся сквозь трещину принце…

Начался район Пятиречья, впереди замаячила роща ошши. Кадия спешилась, потрепала Суслика по морде и привязала кобылку к коренастому дубу на тройной булинь. Булинь — это самый крепкий узел в мире, чтобы вы понимали, — так что Кадия как следует предостереглась. Ибо идти с Сусликом сквозь владения крустов — себе дороже. Лешие начнут приставать, Суслик их мигом сожрет, аппетитно похрустывая, как сухариками, а нам потом выкатят штраф на кругленькую сумму. Или, если у крустов хороший омбудсмен в департаменте Шептунов, то и вовсе к исправительным работам приставят.

Я тоже спрыгнула с лошади и с опаской пощупала свой нос.

— Не трогай! — взвыла Кад.

Мой временный конспиративный нос был предметом ее гордости. И моей паники. Кадия вылепила мне его с помощью какой-то хитрой прозрачной жижи, которая хранилась у нее в дальнем углу комода в стеклянной банке с надписью «День Всех Святых». Видимо, это была гримировальная масса для осеннего маскарада.

Свежеприобретенный орган дыхания получился воистину монументальным. Даже Дахху, известный носатик, не мог похвастаться таким агрегатом. Нос выступал далеко вперед за пределы моего лица, а под конец задорно загибался вверх, как у потомственной феи из Равнинных Пустошей. Я беспокоилась, что во время ходьбы он будет слегка подскакивать, как это обыкновенно делают челки и косички. В этом смысле обошлось. Но, куда бы я ни смотрела, нос всегда попадал в поле моей видимости. Ужас.

Зато, снабдив меня носом, Кадия сочла работу по преображению законченной. Только еще на голову нацепила мне огромеееенную широкополую шляпу, украшенную цветами, муляжами фруктов и листами папоротника. Тоже, видимо, маскарадную. Тяжелую, с нарушенной балансировкой — приходилось передвигаться осторожно, как канатаходец.