Читать книгу "Спящий тигр - Розамунда Пилчер"

— Томеу.

— Томеу?

— Sí, сеньор. Ее привез таксист. Он долго сидел в баре Рудольфо и сказал Розите, которая там работает, что привез дочку синьора Дайера в Каса Барко. Розита пошла в магазин купить хозяйственного мыла и сказала Томеу, Томеу сказал Марии, а Мария — мне.

— И, могу поклясться, всем остальным жителям деревни, — по-английски пробормотал сквозь зубы Джордж, мысленно проклиная Селину.

— Что вы сказали, сеньор?

— Ничего, Хуанита.

— Разве вы не рады видеть свою дочь?

— Что ты, конечно рад.

— Я и не знала, что сеньор был женат.

Джордж помедлил секунду, а потом сказал:

— Ее мать умерла.

Хуанита была потрясена.

— Сеньор, я понятия не имела! А кто же заботился о сеньорите?

— Ее бабушка, — ответил Джордж, стараясь по возможности придерживаться правды. — Хуанита, скажи мне… Рудольфо знает, что… что сеньорита моя дочь?

— Я еще не видела Рудольфо, сеньор.

Чайник закипел, и она налила воду в глиняный кувшин, который Джордж использовал вместо кофейника. По дому поплыл упоительный запах, однако его настроения он не поднял. Хуанита накрыла кувшин крышкой и сказала:

— Сеньор, она настоящая красавица.

— Красавица? — Он сказал это с удивлением, притом вполне искренним.

— Конечно, она очень красива.

Хуанита вынесла поднос с завтраком на террасу и поставила на стол.

— Со мной вам не надо притворяться.

Он начал есть. Апельсин, сладкая ensamada и целый кофейник ароматного кофе. Хуанита ходила по дому; негромкое шарканье метлы означало, что она делает уборку. Потом она вышла на террасу, неся в руках круглую корзину для белья с вещами Селины.

Джордж сказал:

— Сеньорита вчера сильно промокла под дождем, я сказал ей оставить одежду на полу в ванной.

— Sí, сеньор, я ее там и нашла.

— Постирай ее поскорее, Хуанита. Сеньорите больше нечего надеть.

— Sí, сеньор.

Она прошла мимо него к небольшому навесу, где устроила себе прачечную: там Хуанита с одинаковым рвением терла о стиральную доску простыни, носки и рубашки, грела воду в большом котле и хранила куски хозяйственного мыла размером с кирпич и такие же твердые.

Первым делом Джордж решил повидаться с Рудольфо. Он прошел через дом, заглянув по пути на галерею, но оттуда не доносилось ни звука. Мысленно проклиная непрошеную гостью, он все-таки решил ее не будить и вышел из дома. Поленившись отпирать двери гаража и заводить машину, он отправился через деревню пешком, о чем немедленно пожалел.

По пути к отелю Кала-Фуэрте как минимум семь человек остановились поздравить его с приездом дочери. После каждой встречи Джордж прибавлял шагу, делая вид, что его ждут неотложные дела, — он бы и рад обсудить свой новый статус счастливого отца, но время никак не позволяет. Подходя к бару Рудольфо, он уже еле дышал и обливался потом, кроме того, испытывал неприятное чувство, будто его загнали в ловушку. Он остановился в дверях, пытаясь отдышаться, и спросил:

— Рудольфо, ты позволишь мне войти?

Рудольфо стоял за стойкой, наводя блеск на стаканы.

При виде Джорджа его лицо расплылось в улыбке.

— Джордж, друг мой!

Рудольфо поставил стакан на стойку и вышел из-за стойки, словно собирался его обнять.

Джордж взглянул на него с подозрением.

— Ты не будешь меня бить?

— Это тебе следовало побить меня! Но я же ничего не знал! Розита только утром сказала мне, что сеньорита твоя дочь. Почему ты все не объяснил мне вчера вечером? Я ведать не ведал, что у тебя есть дочка. Да еще такая красавица!

— Рудольфо, это ошибка…

— О да, целиком и полностью моя ошибка! Представляю, что ты обо мне думаешь: что я не могу оказать услугу своему старому другу и его дочери…

— Но…

Рудольфо поднял руку.

— Никаких «но»! Конечно, шестьсот песет не растут на деревьях, — пожал он плечами, — но не разорюсь же я из-за них.

— Рудольфо…

— Друг мой, если ты скажешь еще хоть слово, я решу, что ты так меня и не простил. Пойдем выпьем — я угощаю. Коньяку?

Это было невероятно. Рудольфо отказывался слышать правду, а у Джорджа не было сил настаивать. Слабым голосом он пробормотал: «Я предпочел бы кофе», — и Рудольфо отправился на кухню за кофе, а Джордж взгромоздился на табурет у стойки и закурил. Когда Рудольфо вернулся, он сказал:

— Я верну тебе деньги. Мы собираемся послать телеграмму в Лондон…

— Для этого вам надо будет ехать в Сан-Антонио.

— Да, придется. Как ты думаешь, сколько времени будет идти перевод?

Рудольфо выразительно пожал плечами.

— Два-три дня. Возможно, неделю. Неважно. Я готов подождать неделю, чтобы получить шестьсот песет.

— Ты хороший человек, Рудольфо.

— Только вспыльчивый. Тебе ли не знать!

— И все равно ты хороший человек.

Кофе принесла Розита — невольный источник его проблем. Джордж смотрел, как она ставит на стол крошечные чашечки, и думал о том, что никогда в жизни ему не приходилось столько лгать. И тут он понял, что уже не сможет попросить Рудольфо о еще одной услуге, и сердце его упало. Если Селина — его дочь, ее нельзя переселить в отель Кала-Фуэрте.

Селину разбудила Жемчужина. Кошка где-то странствовала всю ночь и, утомленная охотничьими подвигами, искала уютное местечко, чтобы вздремнуть. Она вошла в Каса Барко с террасы, легкими шажками поднялась на галерею и беззвучно вспрыгнула на кровать. Селина приоткрыла глаза и увидела прямо перед собой ее белоснежную усатую мордочку. Глаза у Жемчужины были нефритово-зеленые, от удовольствия она сожмурила их в узкие щелочки. Кошка немного покружила по постели, устраивая себе гнездышко, а потом примостила свое гибкое — как будто совсем без костей — пушистое тельце поближе к Селине и сразу же заснула.

Селина повернулась на другой бок и тоже провалилась в сон.

Во второй раз ее разбудили более бесцеремонно.

— Ну-ка, пора просыпаться! Уже одиннадцать часов! Давай-давай, пора вставать.

Селина почувствовала, как ее встряхнули за плечо, а когда открыла глаза, то увидела Джорджа Дайера, сидевшего на краешке кровати.

— Пора вставать, — повторил он.

— Уммм…

Кошка лежала рядом с ней, приятно тяжелая, согревающая… Джордж, когда она сквозь слепленные веки смогла его разглядеть, показался Селине огромным. Он возвышался над ней с угрюмым лицом, в своей выгоревшей голубой рубашке. Сердце Селины ушло в пятки. Утро никогда не было ее любимым временем суток.