Читать книгу "Сама виновата - Мария Воронова"

Что ж, кто хочет дарить, должен уметь и принимать дары, а не бояться, как всполошенная курица, что Кириллу быстро надоест, с половником в руках он почувствует себя униженным и морально кастрированным, психанет и уйдет к другой женщине.

Распахнутые дверцы шкафа заскрипели сильнее, и Ирина поспешно закрыла его.

Ладно, минутка эзотерики – это хорошо, но проблему «что надеть» не решает. За оставшиеся до выхода на работу две недели нужно или срочно похудеть, что нереально, или ехать в Гостиный Двор и брать там наименее ужасный ужас. Если вдруг выкинут что-то приличное, стояние в очереди будет продолжаться дольше, чем перерыв между кормлениями, и она не успеет.

Как жаль… Председатель обещал расписать ей дело об убийстве знаменитого кинорежиссера Пахомова, которое следователь готовил к передаче в суд стахановскими методами, чтобы умаслить возмущенную творческую интеллигенцию.

Дело ясное, без подводных камней, с чистосердечным признанием. Учитывая, что потерпевший был звездой мировой величины, к его гибели проявили интерес не только советские люди, но и международная общественность, в прокуратуре работали просто на износ, стремясь поскорее привлечь к ответственности негодяя, выбившего из-под советской культуры одного из ее самых прочных столпов.

Пахомов был, что называется, живой классик, обласканный властями лауреат Государственной премии, Герой Соцтруда, орденоносец, член КПСС, депутат Верховного Совета, словом, крупная фигура, которая должна отойти в мир иной «после долгой и продолжительной болезни» в окружении родных и близких и плеяды учеников, а не глупо погибнуть в пьяной драке.

Несмотря на близость к правящей верхушке, Пахомов снимал не какие-то безжизненные агитки, а по-настоящему хорошие и глубокие фильмы, которые получали призы на международных кинофестивалях и становились популярны за рубежом.

Ирине нравилось, что он не только не прогибался перед властью, но и не заискивал перед народом, не ерничал в своих фильмах насчет беспросветной жизни совка, не использовал любимый художественный прием творческой интеллигенции – фиги в карманах.

Правда, Кириллу с его тонким взыскательным вкусом фильмы Пахомова не нравились. Ему вообще трудно было угодить, а Ирина, всегда считавшая себя культурной женщиной, рядом с мужем выглядела какой-то примитивной особой без духовных запросов.

Перед самыми родами они с Кириллом вдруг спохватились, что сто лет не были в кино, и надо срочно идти, потому что потом неизвестно когда получится. Егор отпустил их, неимоверно гордый, что ему доверили остаться дома одному. Поехали на Невский, там между Аничковым мостом и площадью Восстания почти в каждой подворотне кинотеатр, и хоть в одном обязательно идет что-то интересное.

Ирина затормозила у «Художественного», где как раз крутили премьеру двухсерийки Пахомова, но Кирилл вдруг заартачился. Видите ли, в фильмах этого режиссера чувствуется какая-то червоточина, и после просмотра ему всегда делается тоскливо и гадко. Ирина тогда постеснялась признаться, что а ей вот нет, не делается, и в итоге они отправились на какую-то легкую и удивительно пустую для советского фильма комедию, пару раз посмеялись, но на этом все. Ну хоть в фойе мороженого поели, и на том спасибо.

Пожалуй, среди ее знакомых Кирилл был один такой придирчивый, да и не только среди знакомых. Когда по телику показывали фильмы Пахомова, улицы пустели. Люди искренне его любили, и это как раз тот случай, когда смерть известного человека становится как будто личной утратой.

Он столько раз с помощью своих фильмов приносил в твой дом радость и грусть, подсказывал, где правда, наставлял, утешал, давал надежду на лучшее… Разве можно остаться равнодушным к тому, что его больше нет?

Увы, нельзя, и ей непросто будет судить убийцу Пахомова из-за симпатии к жертве. Только она судья и обязана быть беспристрастной. Если бы пришлось судить Дантеса, то и тут она должна была бы внимательно изучить все обстоятельства в его пользу.

Ирина снова распахнула шкаф в тщетной надежде на чудо. Вдруг выпадет какая-нибудь хламида, о которой она давно забыла?

Очень стыдно, но при всем сочувствии Пахомову она гораздо больше переживает о том, что ей не в чем судить его убийцу. Ведь процесс будет громким, требовать возмездия явится весь бомонд, наверняка зал наводнят корреспонденты, возможно, даже иностранные.

Сливки сливок соберутся – и что они увидят на месте судьи? Ах, думать не хочется. Скажут: что, вот эта вот бабища будет судить убийцу нашего любимого Пахомова? Да вы серьезно?

Нет, надо во что бы то ни стало привести себя в божеский вид.

* * *

Добравшись до издательства, Полина подумала, что в метро ей ездить уже несолидно. Такси поймать не удалось, и Полина решила: ну ладно, тогда метро, всего-то три станции. К счастью, она вольная птица и может выбирать такое время, чтобы не попадать в час пик и не толкаться с любимым народом, но все равно машина престижнее. И не будет возникать таких ситуаций, когда нет такси – ну хоть ты лопни. И всегда чистая обувь. Ведь ни на кого не произведешь нужного впечатления в замызганных и покрытых белесыми разводами сапогах. Сейчас приходится забегать в дамскую комнату и приводить себя в порядок с помощью туалетной бумаги, а с машиной ее финские сапожки и так выглядели бы как новенькие. Надо срочно встать на очередь и записаться в автошколу.

Энергично поплевав на клочок туалетной бумаги, Полина принялась оттирать особенно упорный белый след. Надо позвонить Коле, пусть достает новые сапожки, эти уже поднадоели.

Наконец грязь отошла. Полина быстро оглядела себя в зеркале. Обернулась. На джинсах сзади несколько грязных брызг. К счастью, они отошли легко, почти насухую.

– Ну вот, теперь и не подумаешь, что из метро, – пробормотала она, сполоснула руки и быстро поднялась наверх.

В приемной Григория Андреевича секретарша неожиданно преградила ей путь.

– Он занят, – сказала она.

– Хорошо, я подожду, – процедила Полина и уселась на стул, закинув ногу на ногу.

– Он занят, – с нажимом повторила секретарша.

Полина тоже повторила, что подождет.

– Григорий Андреевич вас сегодня не примет.

Это было так неожиданно нагло, что Полина даже не разозлилась.

– Может, вы доложите обо мне?

– Еще раз говорю: он вас не примет.

– А вы не слишком много на себя берете? – Полина встала, подошла к столу секретарши и нависла над ней. – Кто вам дал право решать за Григория Андреевича?

Секретарша пожала плечами:

– Как угодно.

Она взяла трубку селектора и включила громкую связь.

– Григорий Андреевич, тут Поплавская.

– Скажи, что я занят, – раздался искаженный динамиком голос.

– Она настаивает.

– Очень занят.

– Григорий Андреевич, она скандалит.