Читать книгу "Черный талант - Марина Серова"

— Уважаемые гости, прошу тишины! — раздался громкий голос Леонида Сергеевича. Похоже, мы слишком громко разговаривали и мешали его супруге читать свои стихи. Мы послушно замолчали, точно пристыженные школьники, нарушающие дисциплину. Я решила дождаться перерыва, дабы завести разговор с другими писателями. Исходя из нашей короткой беседы с Ириной Курчаковой, им с мужем абсолютно наплевать на успех Курагина. Конечно, с моей стороны глупо было бы ожидать, что женщина с ходу мне признается, что, видите ли, ее и мужа сильно напрягает то, что выпустили роман их коллеги, вот она и занимается шантажом и угрозами. Однако в разговоре должна была почувствоваться хотя бы зависть к Курагину, или недовольство, или пренебрежение по отношению к его бестселлеру, но ничего из вышеперечисленного я не услышала.

Следующим на сцену Леонид Сергеевич вызвал некоего Антона Ивановича Синельникова. Им оказался как раз тот напыщенный толстяк-студент, сидящий по другую сторону от меня. Он буквально раздувался от осознания собственной важности и, выйдя на середину зала, провозгласил:

— Стихотворение «Несчастная любовь», написанное второго ноября этого года!

«Несчастную любовь» он читал наизусть, мягко говоря, с выражением, а точнее — едва ли не с пантомимой, жестами, мимикой и прочими телодвижениями показывая, какая его постигла депрессия, как не хотелось жить и какая эта любовь жестокая штука. Я пыталась понять, в чем же здесь состоит стихотворение — ни одна строчка не рифмовалась ни с какой другой. Больше всего «Несчастная любовь» напоминала бесконечные жалобы и сетования, и только иногда страдания несчастного поэта перемежались со скупыми образами заснеженного леса. Интересно, где он лес-то в снегу нашел? Второго ноября снега и в помине не было, а он про сугробы тут глаголет! Ладно, посчитаем, что здесь имеет место авторский вымысел. Что ж, по сравнению с опусом толстого сочинителя мой рассказ уже не кажется таким бредовым.

Высказав все, что он думает по поводу своей проблемы, поэт-клоун печально склонил голову, видимо, ожидая рукоплесканий. Леонид Сергеевич посмотрел на парня с какой-то жалостью и произнес:

— Спасибо вам за ваше произведение, Антон. Как я понимаю, жанр — белый стих?

— Да, именно так, — довольно согласился сочинитель.

— Что ж, весьма печальное стихотворение, — заключил председатель. — Желаю вам побольше оптимизма и все-таки рифмы.

Я с трудом удержалась от смешка, чтобы не показаться слишком невежливой. Однако когда юный поэт уселся на свой стул, Леонид Сергеевич неожиданно объявил:

— А теперь предоставим слово нашей новой соратнице, так сказать. Она в нашем клубе впервые, поэтому прошу отнестись с уважением к ее работе. Татьяна Иванова, прошу вас прочитать ваше произведение!

Я не ожидала такого поворота событий, но послушно поднялась со стула и, крепко сжимая свой несчастный листок, вышла на сцену. Что ж, надеюсь, гнилые помидоры и тухлые яйца в меня не полетят, а это уже радует.

— Как называется ваше стихотворение? Или у вас рассказ? — с улыбкой поинтересовался Леонид Сергеевич.

— Рассказ, — ляпнула я. — Без названия.

— Все-таки рассказы лучше называть хоть как-нибудь, — проговорил председатель. — Стихи могут оставаться и без названия, но рассказ — вещь прозаическая, поэтому постарайтесь придумать, как его озаглавить. Что ж, читайте!

— «Луна увидела лежащую на кровати девушку, — начала я свое повествование. — Ее глаза закрыты, дыхание — едва различимо. Не нужно быть всезнающей луной, чтобы понять: девушка при смерти. Жить ей недолго — возможно, день или два. Даже если месяц — что это меняет? Ровным счетом ничего. Но луне безразлично, будет она жить или нет. Она — всего лишь молчаливый зритель, наблюдатель».

Я остановилась и посмотрела на присутствующих. Те с интересом глядели на меня — то ли ждут продолжения рассказа, то ли оглядывают мою внешность. Ладно, кто их разберет, мне ведь без разницы, что и кто обо мне думает. В конце концов, я в этот «Диалог» не за тем пришла, чтобы услышать отзывы о чьем-то рассказе, который я на скорую руку переделала.

— «На закрытых веках появляется отражение бледного свечения луны. Оно чем-то напоминает туман — такое же странное и неуловимое. Но под взглядом круглолицей закрытые веки приходят в движение. Как у человека, видящего сон.

А потом глаза открываются. Поднимаются веки — медленно и одновременно быстро, и в мертвых зрачках отражается бледный диск луны. Девушка уже умерла, но об этом еще не знают ни врач, ни медсестра. Скоро им станет это известно, но на самом деле они так ничего и не узнают. Они никогда не будут знать про свою пациентку столько, сколько знает луна, на мгновение заглянувшая в глаза умершей.

Никто никогда не узнает. Свет — тень, свет — тень».

Я закончила чтение и перевела дыхание. Снова подняла глаза на присутствующих. Все собравшиеся молчали — то ли обдумывали прочитанное, то ли пытались понять, что, собственно, я хотела всем этим сказать. Да, чем-то рассказик напоминал депрессивные жалобы предыдущего чтеца. Как-то я не подумала, что нужно выбрать что-нибудь повеселее, не стоило следовать убеждению, что краткость — сестра таланта.

Молчание нарушил председатель клуба.

— Что-то наши тарасовские авторы полюбили тему больницы! — заметил он. — И у Владислава Курагина в его «Черном городе для Рэйвен» имеется такая линия, как и у вас, Татьяна… простите, как вас по отчеству?

— Александровна, — сказала я. — Можете обращаться ко мне просто по имени.

— Хорошо, уважаемая Татьяна. Слог у вас хороший — необычный, это радует. Тема, конечно, мне не особо нравится. Скажите, а вы читали произведение Владислава Курагина? Вроде вы рассказывали, что знакомы с ним?

— Увы, еще нет, — честно призналась я. — Но хочу приобрести его книгу. А скажите, как вы считаете, этот бестселлер, «Черный город для Рэйвен» — он действительно так хорош? Все его расхваливают, мне бы хотелось знать ваше мнение.

— К сожалению, я и сам эту книгу еще не прочитал, — развел руками Леонид Сергеевич. — Может, слышали анекдот — «чукча не читатель, чукча — писатель»? Так вот, мы все тут — такие чукчи. Нет, не думайте, что писатели не читают произведений своих коллег. Все собравшиеся прекрасно разбираются как в классической, так и в современной прозе. Но когда все время и силы уходят на написание своих собственных произведений, романы других писателей попросту не удается охватить. Поэтому и был организован «Диалог» — чтобы люди приходили и зачитывали вслух свои произведения, так как в остальное время читать никому не удается. Конечно, роман в клубе не прочитаешь, но отрывки — можно. Я надеюсь, что Владислав Курагин все же осчастливит нас своим появлением и зачитает вслух хотя бы выдержки из своего бестселлера.

Я кивнула, ничего не ответив, и вернулась на свое место — помимо председателя, никто по поводу моего опуса не высказался. Да и вообще у меня создалось впечатление, что остальные писатели не особо слушают своих товарищей-коллег, они заняты чтением собственных рассказов. Ей-богу, писательский эгоизм какой-то!