Читать книгу "Граф Монте-Веро - Георг Фюльборн Борн"

Тьфу, пропасть! Если кому-нибудь вздумается говорить о тебе дурно, я переломаю ему ребра! Ты теперь имеешь в старом Мартине надежного друга на все случаи жизни! А если госпожа Смерть вздумает приблизиться к тебе, она познакомится с моими кулаками!

Негр счастливо улыбался своему доброму брату Мартину, а тот говорил:

– Так-то, брат Сандок! Завтра-послезавтра мы выходим в море, и я не я буду, если через несколько недель в Монте-Веро ты окончательно не поправишься и не станешь настоящим богатырем, полным силы и здоровья. Клянусь небом!

XXXIII. Монте-Веро

«Германия» уходила в плавание.

Мартин занял свое место у штурвала; гордая радость так и сияла на лице его. Князь Монте-Веро стоял у передней мачты своего судна; Маргарита и Жозефина находились тут же; а Сандок, еще чувствительный к свежему ветру, разгулявшемуся в гавани, сидел в уже известной нам благоустроенной каюте брига и нетерпеливо ждал отплытия.

Но вот колеса «Германии» зашумели в воде, судно двинулось.

– В Монте-Веро! – раздались крики матросов.

– В Монте-Веро! – повторили Маргарита и Жозефина.

– Слава Богу! – проворчал старый Мартин в капитанской рубке. – Теперь уж наверняка не придется возвращаться, тем более, что сама графиня здесь… то есть в трюме, между прочим грузом.

Упрямого чудака сама смерть не могла примирить с той, кто была его врагом при жизни; поэтому, несмотря на изменившиеся обстоятельства, он питал к графине те же чувства, что и прежде, и если сердце его иногда смягчалось при мысли о том, что ее уже нет в живых, он старался побороть эту слабость, вспоминая, сколько зла она причинила.

Будучи доверенным лицом князя, вместе с ним долго разыскивающим Маргариту, Мартин лучше других знал эту историю во всех подробностях и ту особу, которая была первопричиной всех бед. Теперь же, когда добро и справедливость восторжествовали, старый моряк полагал, что, после Бога, может приписать успех господина Эбергарда и себе; при этом он не знал, конечно, что и у господина Эбергарда, и в особенности у его дочери оставалось еще немало неосуществленных желаний для полного счастья…

Ему не дано было понять извечного тяготения любящих сердец друг к другу и неразрывной их связи с теми, во власть которых они отданы. Старый Мартин не понимал такого единения душ, и это не должно удивлять нас, поскольку его невестой, его любимой женщиной стало море; следовательно, любовь эта была спокойной, не эгоистической и походила, скорей, на ту платоническую привязанность, которая диктует лишь стремление к любимому существу, но не желание обладать им.

Сейчас он снова оказался в своей стихии, и постоянная улыбка на его загорелом лице свидетельствовала, что мечта старого моряка покинуть Европу наконец осуществилась.

Лицо Эбергарда тоже выражало радость; он надеялся, что Монте-Веро окажет благотворное влияние на его дочь, и испытывал глубокое удовлетворение при одной только мысли об этом. Самым сокровенным его желанием было возвратиться в свою благословенную колонию и целиком посвятить себя облагодетельствованию ближних.

Несмотря на холодные дни, плавание проходило благополучно. Первые дни, пока шли проливом Ла-Манш, густой туман и временами снег затрудняли движение; но когда миновали Нормандские острова, гавань Бреста и взяли курс на Атлантику, заметно потеплело.

Море, доселе имевшее неприятный зеленоватый цвет, по мере приближения к испанским берегам становилось лазурным, лучи солнца вновь обрели свое живительное тепло, так что даже Сандок смог появляться в полдень на палубе, чтобы подышать целительным морским воздухом.

Необозримый океан расстилался вокруг блестящей, чуть волнующейся гладью и сливался вдали с голубым небом. То здесь, то там на горизонте время от времени показывались белые точки, обозначавшие паруса плывущего корабля; потом, с помощью подзорной трубы, которую Эбергард передавал дочери, можно было разглядеть скалы мыса Финистерре, но картины эти очень скоро вновь уступили место необозримой водной поверхности; по вечерам «Германию» сопровождали акулы или появлялись стайки летучих рыб, блестевших серебром в лунном свете.

Маргарита и Жозефина не могли налюбоваться этим зрелищем, и Эбергард радовался, глядя на них. Мартин же, со своей стороны, был горд тем, что мог удовлетворить любопытство обеих женщин.

На острове Святого Яго путешественники запаслись пресной водой, через некоторое время пересекли экватор. Однажды Мартин заметил на реях крупных птиц стального цвета и помрачнел: появление буревестников сулило непогоду.

– Без бури не обойдется, – бормотал он, оглядывая волны и горизонт, который был окутан туманом, так что заходящее солнце казалось огромным огненным шаром. – Видите маленькие белые точки? – обратился он к Маргарите, стоявшей поблизости. – Это барашки, пенящиеся гребни волн. Скоро мы услышим их шум и вой бури! Ночь приближается; Пресвятая Дева, сохрани нас от Блабаутерманна!

Это имя в устах старого моряка прозвучало так странно и, вместе, так комично, что Маргарита невольно взглянула на Мартина, желая убедиться, не шутит ли он? Но лицо его было серьезно и мрачно.

– Что вы сказали, Мартин? – переспросила молодая женщина, замечая, как море вокруг прямо на глазах темнеет, а волны вздымаются все выше и выше. – Вы назвали какое-то имя?

– Да… Сохрани нас, Пресвятая Дева, от Блабаутерманна!.. – повторил старый моряк и перекрестился, обратясь к морю. – Знаете ли вы, кто это такой?

– Нет, Мартин, расскажите.

– Я видел его один раз в жизни, – сказал капитан «Германии», приподнимая шляпу, чтобы откинуть назад волосы, – и мы были тогда близки к погибели! Гром и молния! Это была такая жуткая минута, которой я врагу своему не пожелал бы!.. Мне тогда исполнилось двадцать лет; парусное судно «Фридрих Вильгельм», где я служил матросом, шло из Гамбурга в Нью-Йорк – новый прекрасный трехмачтовый корабль. Из Нью-Йорка мы повезли товары в Лондон. Капитан наш, англичанин Блэк, был человек неробкого десятка, истинный моряк! Чем яростней бушевал шторм, тем спокойнее и веселее становился он.

Мы покинули берега Америки и около полумесяца находились в открытом океане, как вдруг однажды вечером появились волны, подобно сегодняшним.

«Это неспроста! – вскричал Блэк. – Ну-ка, молодцы, подбирайте паруса и запаситесь добрыми порциями рома! Буревестники уже кружат, ночь будет бурной! Давайте-ка сюда по стакану рома, прежде надо уплатить дань морю!»

С этими словами капитан Блэк вылил ром в шипящие волны, окружавшие «Фридриха Вильгельма». Небо вдруг потемнело, шторм усиливался с каждой минутой. Я стоял возле штурмана, в задней части корабля, откуда едва можно было видеть среднюю мачту. Огромные волны с гребнями пены подбрасывали наше судно, как ореховую скорлупку, и перекатывались через палубу. Было, я думаю, около одиннадцати часов вечера, когда, взглянув вверх, я вдруг заметил у мачты на средней рее нечто похожее на нашу кошку, но это «нечто» было гораздо больше,