Читать книгу "Средневековье. Большая книга истории, искусства, литературы - Паола Волкова"

1 Речь, от которой я в одно мгновенье, Стыд чувствуя, невольно покраснел, Мне принесла потом и исцеленье.

4 Таким копьем, как говорят, владел Ахилл: оно смертельно поражало, И снова роковые язвы тел

7 Одним прикосновеньем заживляло[184]. Мы перешли уже долину бед И подвигались далее; лежала

10 Над нами мгла: то был ни мрак, ни свет; Над бездной тьмы там поднималась бездна, И не могло быть в сумраке полезно

13 Мне зрение, но слух был поражен: Такой ужасный трубный звук раздался, Что заглушил бы гром небесный он,

16 И сквозь туман я разглядеть старался То место, где гремел незримый рог. Ему внимая, втайне я сознался,

19 Что сам Роланд сильней трубить не мог В печальную минуту пораженья Святого, но несчастного сраженья,

22 Где Карл Великий битву проиграл[185]. Едва очнулся я от удивленья И в даль с усильем вглядываться стал,

25 Как вдруг мне в ту ж минуту показалось, Что предо мной в тумане возвышалась За башней башня. Тихо я сказал:

28 «Учитель! Это город, без сомненья, Я вижу там?» Мне отвечал поэт: «Обманчиво твое воображенье:

31 Сквозь эту полутьму и полусвет Не может человеческое зренье Проникнуть, и тебе я дам совет:

34 Иди вперед, чтоб ближе убедиться, Как расстоянье может обмануть Порой наш глаз. Так продолжай свой путь,

37 Но чтоб не мог ты очень изумиться, — Взяв за руку меня, сказал певец, — То должен ты теперь же убедиться

40 И истину проникнуть наконец, Что там не башни видишь сквозь туман ты, Нет, сын мой, это страшные гиганты,

43 Которые в колодезе стоят, Погружены от пояса до пят…» Как постепенно в поле начинает

46 Редеть туман и глаз наш привыкает Предметы постепенно различать, Так точно сам я начал прозревать;

49 Но, сознаваясь в тайном заблужденье, Невольный страх я начал сознавать, Когда яснее стали выступать

52 Гиганты предо мной на темном фоне, Как стены замка Монтереджионе[186] Покрыты рядом башен по углам,

55 Так из колодцев стали видны нам Громадные, как башни, исполины, Открытые для глаз до половины,

58 Которым и доныне с облаков Громами сам Юпитер угрожает. Сквозь тьму, как сквозь таинственный покров,

61 Передо мной яснее начинает Обозначаться первый великан: Я различал лицо его и стан,

64 Часть живота и руки. Поступила Природа очень мудро, что опять Не хочет уже больше создавать

67 Таких чудовищ страшных и лишила, О, Марс, тебя земных твоих врагов, — И если вечно творческая сила

70 Природы создает еще китов, Слонов творит, то, рассудивши здраво, Природы мудрость я признать готов:

73 Лишь только тот жить не имеет права, В ком действуют повсюду заодно Ум, злость и сила. Людям суждено

76 Таких страшилищ в мире опасаться: Никто не может им сопротивляться, От них найти защиту нелегко.

79 К гиганту стал я ближе подвигаться. Его лицо так было велико, Что, кажется, могло бы показаться

82 Не менее верхушки золотой Над куполом Петра Святого в Риме, Я задрожал перед фигурой той

85 Представшего гиганта предо мной. И остальными членами своими Пугал он также. Если б за спиной

88 Гиганта, погруженного по бедра, Троим фрисландцам разом бы пришлось Друг другу стать на плечи очень бодро,

91 То все-таки коснуться б до волос Того гиганта им не удалось[187]: От плеч его до дна той ямы скверной,

94 Где он стоял, и меры ж не найти; То расстоянье пропастью безмерной Являлось глазу. Молча на пути

97 Остановился я пред великаном. Он пасть раскрыл и прокричал тогда нам Слова, но ни единый человек

100 Их не поймет: «Rafel mai amech Irabi almi!»[188] Он своей гортанью Безумной и бессмысленною бранью

103 Лишь разрешался только иногда. К гиганту мой учитель обратился: «Тень жалкая! Труби в свой рог, когда

106 Свой тайный гнев ты выразить решился. Труби, чтоб этот гнев утихнуть мог. К твоей груди привязан этот рог…

109 На собственную шею посмотри ты… Иль все соображения убиты В тебе давно, бессмысленная тень?

112 На шее у тебя висит ремень, А на ремне и самый рог повешен!..» И мне сказал Вергилий: «Ночь и день

115 Здесь страждет он, для всех бессильно бешен, И сам себя проклятью предает. Он совершил когда-то преступленье;

118 О нем ты слышал. Это сам Немврод. От дикого его столпотворенья Не понимать народа стал народ

121 И языков узнали мы смешенье. Не тратя слов, пойдем вперед пока: Не может никакого языка

124 Он понимать теперь в своем томленье. Да и его никто уж не поймет». И совершив затем другой обход,

127 К гиганту мы приблизились другому; Который мне по своему объему Казался и ужасней и страшней

130 И поражал громадностью своей. Не ведал я, чья воля и чья сила Гиганта так мучительно скрутила:

133 Одна рука привязана к груди, Другая точно так же назади Привязанная цепью; цепь сходила

136 От шеи вниз и тяжело пять раз Вкруг тела великана обвилась. «Перед тобой стоит титан надменный, —

139 Так мой путеводитель мне сказал. — С Юпитером, царящим над Вселенной, Помериться он силами желал,

142 И вот за то наказан здесь, презренный. Ты Эфиальта[189] видишь пред собой. Его деянья много прославляли

145 В те времена, когда своей борьбой Титаны всех богов перепугали. Его рука, готовая на бой

148 В иные дни и грозная когда-то, Теперь в цепях, недвижностью объята». И я сказал поэту: «Если мне

151 Возможно посмотреть на Бриарея[190], То укажи его мне поскорее». Поэт сказал: «Здесь близко, в стороне

154 Увидишь ты громадного Антея[191], Свободен он и может говорить; Он нам с тобой поможет, может быть,

157 На дно скорбей ужаснейших спуститься. А тот, о ком ты спрашивал сейчас, В другом вертепе должен находиться

160 Закованный, и вид его в сто раз Страшнее Эфиальта…» В то мгновенье Титан зашевелился и потряс

163 Руками вдруг. Едва ль землетрясенье Сильнее может башни потрясти, Как этого чудовища движенье

166 Меня перепугало на пути. О смерти мысль тогда меня смутила Сильней, чем прежде; далее идти

169 Не мог бы я, — вся кровь моя застыла, — Когда б не знал, что связан был титан. Идти вперед во мне явилась сила.

172 Мы подошли к Антею. Великан Из мрачного колодца поднимался На полторы сажени, но скрывался

175 В колодезе его громадный стан. И молвил мой учитель исполину: «О, ты, сходивший в славную долину,

178 Где десять сотен львов завоевал, Где Сципиона слава увенчала И в бегство обратился Аннибал…

181 О, ты, о ком молва не перестала Еще доныне громко толковать, Что мог бы ты победу даровать

184 Сынам земли, сражаясь с ними рядом! Не откажись помочь нам и спусти В ту бездну нас, где скован вечным хладом

187 И льдом, Коцит недвижен на пути… Нет, не смотри на нас суровым взглядом, Не говори, что мы должны идти

190 К Тифею или к Тицию[192]… Смотри же Без гнева ты на смертного и ниже Теперь нагнись. Вот этот человек

193 Еще живет и кончит, вероятно, Еще не скоро жизненный свой век. Прославит он тебя неоднократно,

196 Воздаст тебе он похвалу и честь, Чтоб в светлом мире будущие внуки Могли твою историю прочесть».

199 Учитель смолк, и, протянув к нам руки, Гигант Антей (всю силу этих рук Изведал Геркулес сам в тяжкой муке)

202 И моего учителя взял вдруг. «Скорей приди теперь в мои объятья, Чтоб мог тебя с собою вместе взять я», —

205 Сказал поэт. В минуту ту Антей Мне башней Гаризендой[193] показался, Когда несется облако над ней.

208 На миг один я так перепугался, Что всякий спуск другой бы предпочел, Который бы нас свел в пучину зол;

211 Но проводник наш тихо подвигался И, наконец, на дно той бездны снес, Где в пропасти холодных, вечных слез

214 Сам Люцифер с Иудою томился… Над этой мрачной бездною склонился Антей недолго: голову вознес

217 И корабельной мачтой распрямился.

Песня тридцать вторая

Дно замерзшей бездны и Коцит. Четыре отделения казни. Два грешника, из которых один грызет голову другого. Вопрос поэта.