Читать книгу "Повседневная жизнь Берлина при Гитлере - Жан Марабини"

Ободренная тем, что многие люди искренне желают ей помочь, восьмидесятилетняя фрау Либерман, которая любит Берлин и дорожит своими привычками, решает остаться. Если ее друзья-лютеране готовы ради нее рисковать своей свободой, она, еврейка, просто обязана «сохранить лицо». Эти друзья живут на Савиньиплац, в очень красивом доме, где они выделили большую комнату для временного пребывания преследуемых. Уже известны и многие другие «тайные прибежища», которые содержат надежные люди. Так рождается первая система защиты тех берлинских евреев, которые отказываются носить желтую звезду и живут на нелегальном положении. Система включает и «вспомогательные» подразделения, обеспечивающие нелегалов пищей, одеждой, фальшивыми документами и пр. Здесь соблюдаются сложные условия конспирации. С каждым годом система Бэрхен (по-немецки это слово значит «медвежонок») работает все более эффективно.

Смерть старой берлинки

Представители низших слоев общества — сколько бы Геббельс ни раздувал идею «пролетарского фашизма» — тоже испытывали «сострадание» к евреям (правда, в довольно расплывчатой форме); об этом говорят устные свидетельства очевидцев тогдашних событий, собранные автором в Берлине в 1983 году. Многие признают, что это чувство появилось у них только после «Хрустальной ночи». Раньше, по их словам, они «не видели никакой проблемы». Они не столько осуждали сам принцип антисемитизма, сколько сочувствовали каким-то конкретным людям — друзьям, знакомым торговцам. Вынужденные с 1942 года нести обязательную трудовую повинность, они не имели ни достаточных знаний, ни средств, ни времени, ни даже желания, чтобы поступать так, как некоторые состоятельные берлинцы. Эти последние, продолжавшие, вплоть до ужасных английских бомбардировок 1943 года, вести внешне праздную жизнь, такую же, как в прошлом, считали для себя постыдным выдать еврея. В этот круг входили представители духовенства, офицеры вермахта; они еще долго будут мечтать о триумфе Великой Германии, но при этом оказывать помощь системе Бэрхен. Гитлер, развертывая свою зловещую антисемитскую кампанию, сможет опираться только на доносы эсэсовцев. Он найдет поддержку и в определенных антисемитских кругах, убежденных в том, что все беды немцев проистекают от евреев. В этом смысле «Хрустальная ночь» внесла трещину между нацистами и остальными берлинцами; видимость общего согласия будет восстановлена только после побед на Западе.

2 марта 1943 года люди из гестапо придут к восьмидесятипятилетней фрау Либерман, которая в этот момент будет лежать, после сердечного приступа, в своей квартире, по-прежнему украшенной картинами ее мужа. С большим достоинством она оденется, не произнеся ни слова, и ее повезут в берлинский еврейский госпиталь, превращенный в место сбора для тех, кого отправляют в лагеря смерти. Однако, прежде чем ее доставят в палату, она, уже на носилках, проглотит горсть таблеток веронала, припасенных на такой случай. Она умрет с улыбкой, как бы желая сказать санитарам-палачам: «Теперь вы видите — всё, что бы вы ни делали, не имеет смысла».

На Берпхардштрассе

На Бернхардштрассе 1939 года, улице, не имеющей ничего общего с уютной Гогенцоллернштрассе, где находится квартира фрау Либерман, близость железной дороги мешает людям спать. В этих восемнадцати домах с облупившейся штукатуркой живут рабочие и ремесленники. Их дети целыми днями играют в футбол на пустыре или гоняют на велосипедах. Шум полировочных и шлифовальных машин в сапожной мастерской мешает работать учителю музыки. В его комнате малыши в коротких штанишках без конца повторяют вальс Шопена. Среди других лавочек здесь есть и булочная. С ее балкона можно увидеть дочку сапожника, Хильдегард Кнеф, будущую кинозвезду. Девочка с завистью смотрит на свою более обеспеченную подружку Эдит, которая в белой юбке и блузке, с ракеткой под мышкой, выходит из булочной своего отца и отправляется на урок по теннису, на Кайзерплац. Хильдегард потом вспомнит, что рядом с булочной находились «бакалейный магазин, молочная, табачная лавка, раньше принадлежавшая Горжеланчеку, но потом переданная семье неевреев, Тодтов, которые находили эту ситуацию неудобной». До «Хрустальной ночи» все жители Бернхардштрассе навещали прежних хозяев табачной лавки, которые занимали двухкомнатную квартиру. «Они были, — рассказывает Кнеф, — слишком гордыми, чтобы брать у нас деньги, и предпочитали продавать свои фарфоровые статуэтки, столовую посуду, простыни. Однажды вечером — в ноябре 1939 года — к ним пришли соседи, чтобы выразить свою солидарность. Но оказалось, что в 4 часа утра они приняли яд, предварительно отравив двух своих детей». В галантерейной лавке работает еще одна еврейская семья… Женщина уверена, что с ней не может случиться ничего плохого. Она вывешивает на своем балконе нацистский флаг, чтобы отметить пятидесятилетие Гитлера, и в этот момент гестаповцы, среди бела дня, приходят за ее мужем. Оставшись одна, фРаУ Кауфман поднимается на крышу и прыгает в пустоту. Семью Кауфманов знают здесь уже на протяжении трех поколений. Все потрясены. Это случилось 20 апреля 1939 года, свидетельствует Хильдегард Кнеф.

В Новой рейхсканцелярии

Ночью того же самого 20 апреля 1939 года звон колоколов разбудил миллионное население Берлина. Гитлер некоторое время назад уехал из столицы, в которой никогда не чувствует себя уверенно. Обычно он предпочитает жить в своем неприступном «Орлином гнезде», в баварских горах. Но он должен вернуться на Шпрее, чтобы собрать нацистов, показаться перед ними, внушая восхищение или страх, по случаю своего пятидесятилетия. Начиная с самого раннего утра делегации, прибывшие из всех регионов Великой Германии, будут являться в Новую рейхсканцелярию, открытую в этом году, 12 января. Две статуи фланкируют большой подъезд с колоннами, над которым парит каменный орел, сжимающий в своих когтях свастику. Уже давно старый дворец Шнденбурга перестал соответствовать амбициям человека, которого после оккупации Праги ничто не может заставить свернуть с избранного однажды пути. Фюрер нуждался в циклопическом, массивном, колоссальном дворце. Альберт Шпеер в течение девяти месяцев занимался почти исключительно строительством этого дворца в сотрудничестве со скульптором Арно Брекером, специалистом по гигантизму. Залы облицовывались плиткой и порфировыми плитами, двери были отлиты из бронзы. Некоторые помещения имитируют стеклянную галерею Версаля. Высокие окна этого нацистского архитектурного шедевра, расположенного в центре столицы, выходят в сад. Повсюду — средневековые шпалеры, колоннады, фронтоны, канделябры, затмевающие даже ту роскошь, которой Геринг окружил себя в «Каринхалле». Фюрер, скверная копия Людовика XIV, превзошел своего Фуке[111] по части дурного вкуса. Полы покрыты такими толстыми и большими коврами, что чиновники, только ступив на них, уже чувствуют приятную расслабленность. Фасад здания немного напоминает фасады мюзик-холла в нью-йоркском Радио-сити или «Рекса» в Париже: его отличает та же дурная «театральщина», продиктованная претенциозным стремлением создать эффект грандиозности. Офицеры в форме похожи на распорядителей гала-спектакля в обшитых галунами ливреях. Эти гвардейцы СС, специально подобранные так, чтобы они производили впечатление на посетителей, очень красивы в своей черной с серебром униформе; у всех — широкие плечи, светлые волнистые волосы, белые зубы, голубые глаза, загорелая кожа. «Эти непорочные архангелы», как иронически называет их Шахт, учтиво сопровождают приглашенных или просто неподвижно стоят вдоль стен. Когда им приказывают, они открывают тяжелую дверь из красного дерева, 6 метров в высоту, которая ведет в кабинет фюрера, размером 27x15 метров и высотой 10 метров. Потолок сделан из палисандра и имеет фигурную поверхность; стены — из красного мрамора, декорированные геральдическими знаками, что соответствует воинственным устремлениям хозяина кабинета. На длинном палисандровом рабочем столе с восемью выдвижными ящиками — один телефонный аппарат, слева — настольная лампа, посередине — чернильница; по обеим сторонам от стола — тяжелые кресла для фюрера и его посетителей; справа от кресла рейхсканцлера два стула — для переводчика и секретаря; перед огромным камином, в котором всегда горят пихтовые дрова, — канапе. Прямо напротив письменного стола, над камином, — портрет Бисмарка. Застекленные двери выходят в сад, где постоянно несут караул «архангелы» из СС, которые кажутся окаменевшими. Эти люди-статуи дежурят также в зале ожидания, длиной 46 метров, предназначенном для малых приемов и имеющем стеклянный потолок. Их можно увидеть и в большом парадном зале, и в других, еще не законченных гигантских помещениях, где пока стоят строительные леса. Именно в это здание мечтает переселиться — после успешного осуществления государственного переворота — генерал Вицлебен, командующий берлинским армейским корпусом.