Читать книгу "Мой балет - Ильзе Лиепа"

Агриппина Ваганова выпускается из училища с очень хорошим аттестатом, но попадает в «глухой» кордебалет. Будучи человеком большого юмора и острого языка, она говорила, что многие годы в своей карьере простояла тридцать третьей тенью в «Баядерке» (хотя в этом спектакле тридцать две танцовщицы в сцене теней). Действительно, она долгое время простояла в кордебалете, но своего пыла, своего задора, своей любви к профессии не растеряла. Она брала уроки у Ольги Преображенской – ученицы Чекетти. И это хорошо, потому что она увидела итальянскую школу, уже претворенную русской балериной, которая сделала выводы о том, что стоит просеять и отобрать из этой школы. Любопытно, но к концу XIX века действительно не было общей системы преподавания классического танца. Движения даже не объяснялись: педагог просто показывал упражнение, а ученики должны были его повторить. Преподавание классического танца – вещь уникальная. Наша профессия передается с ног на ноги, с рук на руки, и каждый артист балета знает, что связь с педагогом, который занимался с ним в училище, остается на всю жизнь. Для меня таким человеком была Наталья Викторовна Золотова, тоже во многом перенявшая петербуржскую школу, потому что именно там она училась педагогике, пройдя большой путь в балете как балерина. Кстати, в ее методе обучения было тоже очень много вагановского: когда Ваганова встала на путь педагога, появились крылатые фразы «не виси на палке», «подтяни спину», «не шаркай по полу ногой». Это было очень непривычно, по-новому.

И вот Ваганова стала артисткой Мариинского театра. Она рассказывала, как трепетно готовилась к первому появлению на сборе труппы, как потратила на лучшую портниху, которую только могла себе позволить, весь задаток зарплаты. И когда она пришла в тщательно приготовленном туалете на сбор труппы, то поняла, как бедно она была одета. Рядом проходили артистки кордебалета с бриллиантами в ушах, в дорогих кружевах… Чувство ущербности она вынесла из училища, где сожгла свои дневниковые записи. В них она изливала душу о мучительных страданиях от ужасной бедности, когда нет денег, чтобы купить калач или пудреницу, которую ей хотелось. Эту часть жизни она прошла неудовлетворенной – и в училище, и в театре. Жизнь балетного артиста так коротка – двадцать лет, что же говорить о Вагановой, которая большую часть своей карьеры простояла в кордебалете. В это время на сцене царила Матильда Кшесинская, а через два года после Вагановой выпустилась из школы Анна Павлова, уже танцевала молодая Карсавина. В сравнении с ними Ваганова, возможно, уступала в грациозности, не было у нее той «милости лица», которую хотели видеть балетоманы конца XIX века. Но безудержное стремление к совершенству вело ее в профессии, и она достигала в своем исполнительстве невероятных результатов. Ее замечали даже тогда, когда она танцевала в кордебалете. А критика того времени досконально разбирала спектакли: каждый вечер шел спектакль, а каждое утро в газетах выходили статьи, где оценивалась каждая вариация, каждая балерина и каждый нюанс ее исполнения. Критики отмечали Ваганову за чистоту танца, за ее филигранные «заноски» (сложный прыжок), которые называли «бриллиантовыми».

Мой отец, Марис Лиепа, говорил, что надо всегда быть готовым, потому что каждому в жизни дается шанс, надо только успеть им воспользоваться. Так случилось и в жизни Вагановой: заболела исполнительница одной из вариаций, и Ваганова с блеском станцевала эту вариацию в картине теней в балете «Баядерка». Потом – еще, и еще… И так постепенно за ней закрепился титул «царица вариаций». В своем стремлении к безупречной чистоте танца Ваганова прежде всего стремилась к одухотворенности классического танца. Может быть, именно она открыла дорогу к тому, что исполнение классического балета, исполнение любого классического фрагмента может и должно быть одухотворено. Она показала, как можно наполнить любое адажио, любой фрагмент балетного спектакля переживаниями своей собственной жизни, как можно сделать зримыми слова, не выходя из безупречной классической формы.

Первую свою балеринскую партию Агриппина Ваганова получила за четыре года до выхода на пенсию. В 1911 году она станцевала главную партию в балете «Ручей». Что такое балет «Ручей»? Это настоящий «балет-балет», когда невозможно пересказать с точностью сюжетную линию и даже не надо пытаться этого делать, потому что весь смысл – в танцах: в танцах кордебалета и прежде всего в танцах балерины, в ее вариациях. Балет «Ручей» отличался тем, что все вариации были «сборными» и каждая балерина могла взять для себя те вариации, которые особенно выгодно смотрелись в ее исполнении. Так же и Ваганова выбрала для своего балеринского дебюта самые выгодные вариации: одну прыжковую, где она ошеломляла зрителей своим баллоном, вторую с мелкой техникой и третью – совершенно отличную от двух предыдущих. Кстати, она отличалась огромным прыжком. То, о чем с восторгом говорят, вспоминая имя Вацлава Нижинского, напрямую относилось и к Вагановой, она буквально «зависала» в воздухе. И танцевала этот спектакль с блеском! И критика, и публика приняли ее с восторгом. Но следующая балеринская партия, подаренная ей судьбой, случилась только через два года.

Она станцевала совсем немного балеринских партий: «Конек-Горбунок», «Ручей», «Жизель», «Лебединое озеро», «Шопениану» Михаила Фокина. Сама она сожалела, что поздно почувствовала и поздно развернулась в сторону Фокина. Но когда она поняла его новаторство и приняла его, было немножко поздно. Она уже не вошла в когорту дягилевских артистов и очень об этом жалела. Но в «Шопениане» знаменитую мазурку танцевала потрясающе и действительно «зависала» в воздухе.

Всего за год до ухода со сцены, в 1915 году, она получила официальное звание балерины. А в 1916 году в день рождения ей вручают уведомление о ее увольнении из театра. Но кто мог тогда представить, что училище, из которого в 1897 году выпустилась Агриппина Ваганова, через шестьдесят лет будет носить ее имя. Возможно, это знание стало бы ее утешением. Но истинным утешением для нее всегда было творчество. И с этим творческим подходом она окунулась в другую часть своей жизни.

Шел 1916 год, впереди – революция. Кстати, революция для Вагановой была спасением, потому что Мариинский театр покинули все балерины, и она взяла на свои плечи балеринский репертуар. Это было тяжелое время для балетного искусства: холодные театры, холодные балетные залы, сложности времени, и все равно каждый лень – балетный экзерсис, репетиции, спектакли.

Казалось бы, личной жизнь в этом круговороте творчества нет места, но Ваганова создала семью. Ее гражданским мужем был Андрей Александрович Померанцев – отставной полковник, тихий, мудрый человек. Он переехал к Вагановой на Бронницкую улицу. Вскоре Ваганова родила сына – это очень редкий поступок в балетной среде, особенно того времени. В Свидетельстве о крещении было написано, что Померанцев усыновил сына от девицы Агриппины Вагановой. А в новогоднюю ночь 1917 года, подавленный событиями в стране, Андрей Померанцев застрелился. Ваганова не сломалась, она нашла в себе силы жить дальше.

На самом деле именно сейчас пришло ее время. Балетный и театральный критик Аким Волынский пригласил ее преподавать в школе, которую он тогда возглавлял, – она называлась «Училище Балтфлота». И Ваганова с удовольствием согласилась, хотя все мысли ее были на театральной улице, и с головой окунулась в эту новую настоящую жизнь. Ей предложили взять маленьких учениц – первые классы. Этот первый класс стал ее звездным восхождением. Конечно, чувство неудовлетворенности своей балеринской судьбой осталось у Агриппины Вагановой. Но жизнь ее как творческого человека абсолютно состоялась. Некоторые события, которые в юности с трудом можно было пережить, с высоты прожитых лет воспринимаются как краски биографии. Так же вспоминала Ваганова свое первое появление в качестве артистки на Мариинской сцене. Как готовилась, чтобы выйти на сцену в последней линии кордебалета в опере-балете «Млада», как бежала на сцену, торопясь, и споткнулась, кубарем скатившись с лестницы и чуть не переломав себе ребра. И не думала тогда, что эта подножка, возможно, знак судьбы: не стать ей великой балериной, но быть ей – великим педагогом и родоначальником той русской, непревзойденной балетной школы, которая сейчас ставит в первые ряды артистов русского классического балета. Как хорошо, что мы не знаем, что нас ждет завтра – радости или печали. Мы идем за путеводной звездой, которая для нас – наша сложная работа, наш сложный экзерсис, наши сложные репетиции.