Читать книгу "Ничего личного, кроме боли - Галина Владимировна Романова"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже зажмурился — до того наглядно представил, как Кошкин срывает с него погоны за профессиональную непригодность. Майор, надо сказать, сам сначала решил открыть Маше правду, но потом категорически передумал. Еще представилась картинка: Рыжков презрительно кривится в его сторону и не подает руки при встрече.
Но сказал, что уж теперь.
Маша молчала долго. Рот приоткрыла, округлила глаза. Любая другая выглядела бы при этом глупо, но не Маша. Она выглядела так, что ему сразу захотелось прижать ее к себе и пожалеть. Может, даже прижаться губами к ее щеке.
Нет, хорошо все-таки, что он не познакомил их с Валечкой.
— Я правильно тебя поняла? — заговорила она после паузы, в течение которой, кажется, даже не моргала. — Кто-то по моим документам в конце марта устроился на работу в тот ресторан, где недавно отравили Ивлиева? Мои паспорт, ИНН, страховое свидетельство — прямо вот все, да? Ты понимаешь, что это такое?
— Думаю, подлог.
Конечно, она ни о чем не знала! И надо было сразу ей обо всем сказать, а не заключать этот дурацкий пакт о молчании. Кошкин тоже хорош! «Денис, разберись». А Денису только команду дай.
— Это не подлог, Саша. — Она все еще была как не в себе. — Просто в голове не укладывается. Это впервые за все время, что я в полиции. Зачем? И как можно выкрасть все документы?
— Нет, Маш, здесь немного не так.
Он сцепил пальцы на затылке, улыбнулся. Его отпустило. Он ей поверил. Никакого должностного преступления не было. И главное, Маша оказалась тем самым хорошим человеком, каким он ее и представлял.
— А как?
— Трудоустройство подсобников там ведется из рук вон. Принимают по копиям документов. Этот человек принес копию твоего паспорта — и устроился.
— А лицо? Лицо у него тоже было как у меня? — Она обвела свое пальчиком.
— Имеешь в виду, таким же красивым? — Он решил пошутить, чтобы немного разрядить обстановку.
— Саша, прекрати, — простонала она. — Я уже ничего не понимаю. Как могли принять на работу человека, пусть с копией паспорта, если на фотографии лицо совсем другое? Или у меня есть двойник?
— Это вряд ли. Та особа явилась с опухшим лицом, под глазом синяк. Работала плохо, так что ее быстро уволили. При увольнении она устроила скандал. — Саша приобнял Машу за плечи, слегка тряхнул. — Да успокойся ты. Что ты так разошлась?
— А ты не понимаешь?
Она все-таки была просто девчонкой. Одинокой, испуганной, растерянной. Сейчас эта девчонка расплакалась, вцепившись обеими руками в его рубашку. Ничего не оставалось, как обнять ее.
Он просто ее пожалел. А что сердце бухало как сумасшедшее, так это от волнения. И он обязательно расскажет обо всем Валечке, если та, конечно, спросит, почему у него рубашка мятая и мокрая.
— А Рыжков!.. — Маша отстранилась, подняла заплаканное лицо. — Какой же мерзавец! Почему он ничего мне не сказал? Это же касается меня напрямую. Мы могли бы вместе проанализировать ситуацию, выстроить рабочую версию… Мерзавец! За что он так со мной, Саша?
— Он решил, что это ты туда устроилась. У тебя была возможность, ты же как раз болела и была на больничном. Тебя никто не видел в это время, никто не навещал.
— Конец марта? — Она отступила, покусала губу, нахмурилась. — Да, болела. Но в ресторане была не я! Зачем мне, сам подумай.
— Ясное дело. Если бы ты со своими документами пришла устраиваться, зачем весь этот маскарад с синяками?
— Вот! Пять баллов. — Она выставила ладошку щитом, и он ударил по ней. — Зачет, Саша.
Тут же ее взгляд заметался, перескочил с Саши на здание управления, потом на газон и снова вернулся к нему.
— Зачем маскарад? Чтобы не узнали. Чтобы не поняли, что это другой человек, не я. А зачем скандал? Чтобы запомнили?
— Не исключено.
Она снова превратилась в сыщика, которого кто-то дразнит, и он вынужден хвататься за хвост нити, пока не вычислит шутника. Слабой девушки, которая расплакалась у него на груди, которую хотелось обнимать и жалеть, больше не было.
— Кто, Саша? Кто это был?
Он пожал плечами. Она поморщилась:
— Да я же не тебя спрашиваю, а себя. И ответа у меня для себя нет.
Через двадцать минут она вошла в подъезд, в котором недавно поселилась. Квартиру купила загодя: она ждала перевода. Знала, что переберется сюда. Прежнюю продала, месяц жила на чемоданах в гостинице. А здесь делала ремонт.
Получилось, честно, не очень. Она долго не могла понять, в чем дело, пыталась придраться к ремонтникам. Но нет, их работа была безукоризненной. Дело в чем-то другом, в чем — она пока не понимала.
В прихожей опустила сумку на белый стеллаж из натурального дерева. Подошла к зеркалу, занимавшему полстены.
Обычная она, самая обычная девушка. Привлекательная, конечно, но не красавица. Фигура в порядке, ноги стройные. Скулы высокие, это сейчас модно. Нос аккуратный. Все вроде в норме, а чего-то не хватает. Прямо как в ее квартире: все по высшему разряду, а жить неуютно.
Может, дело во взгляде? Был бы взгляд не таким цепким, может, многое бы изменилось само собой. Она стала бы похожа на обычных девчонок, которым интересно покупать косметику, рыться в грудах одежды на распродажах. Интересно замечать, как на них смотрят мужчины.
А она какая-то не такая. Косметикой почти не пользуется, распродажи не посещает. На мужчин если и смотрит пристально, так только на тех, кто сидит перед ней на стуле для допросов.
— Дура, — прошептала она, остановившись в гостиной у портрета родителей. — Ваша дочь, папа и мама, дура. Что-то с ней не так. Какой-то промах вы допустили в воспитании. Не воспитали во мне девочку.
Пододвинула кресло, села. Она часто так болтала с родителями. Жаловалась, просила совета, но до сих пор ни разу не упрекала. Хотя кое о чем она бы сейчас их спросила. Кое-какие вопросы появились за время, что она живет без них.
Откуда, к примеру, на их счетах обнаружились такие суммы? Она обомлела, когда нотариус зачитал ей завещание, о котором она ни сном ни духом. Огромная квартира, в которой они жили, была записана на нее. Какой-то бизнес по производству хрустальной посуды, от которого она сразу благополучно избавилась, продав его соучредителям. Дачный участок с домом в три этажа, где она так и не побывала. Видела на фотографиях, приложенных к документам на землю, но не поехала, потому что ехать надо было далеко, а времени на это не было.
Словом, много вопросов накопилось к родителям, вот только ответить они теперь не могли. Скупо улыбались с портрета.
Подтянула левое запястье к глазам, глянула на часы. Она сидит здесь почти час. Пора вставать, что-то соорудить на ужин. Хотя аппетита после разговора с Сашей Стешиным никакого.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Ничего личного, кроме боли - Галина Владимировна Романова», после закрытия браузера.