Читать книгу "Асти Спуманте. Первое дело графини Апраксиной - Юлия Вознесенская"

— Что вы думаете о реакции Каменева на известие о смерти жены? — спросил Миллер.

— Реакция как реакция, — ответила Апраксина, перематывая только что прослушанную пленку в магнитофоне. — Человек воспитанный, умеет держать себя в руках, однако, увидев лицо мертвой жены на фотографии, не выдержал и хлопнулся в обморок.

— Поражаюсь, как при советском режиме выживали такие тонкие интеллигентные натуры? — пожал плечами Миллер.

— Гм… А вот я за всю свою жизнь ни разу не падала в обморок и даже не могу себе представить, что люди при этом ощущают. Даже обидно немного, чувствуешь себя вроде как и ненастоящей женщиной. А уж поводов к потере сознания в моей жизни, поверьте, инспектор, было предостаточно!

— Не сомневаюсь, дорогая графиня, что вы ни при каком режиме в обморок не хлопнетесь!

— Надеюсь. Это советские русские любят сваливать на режим даже свое неумение поладить с собственной тещей… Как вы полагаете, инспектор, что мы с вами должны успеть сделать до приезда Каменева?

— Я думаю, надо немедленно отправляться с обыском на квартиру Каменевых.

— Вы уже выяснили адрес?

— Разумеется.

— И где же находится эта квартира?

— В Олимпийской деревне. Штрасбергер-штрассе, 9.

— Боже, по каким только задворкам не распихивают бедных эмигрантов!

— Ошибаетесь, графиня! Во-первых, теперь это уже давно не задворки, а во-вторых, как мне удалось установить, их туда никто не запихивал: они сами внесли залог в три тысячи марок и сняли квартиру без содействия учреждений по делам эмигрантов.

— Три тысячи — немалые деньги для новых эмигрантов, а Каменевы не богаты: Каменев даже на выставку в Париж поехал поездом, а не взял самолет, — иногда Апраксина допускала эмигрантские обороты в своей речи. — Но, думаю, я знаю, кто помог им с деньгами.

— Ада фон Кёнигзедлер?

— Нет — Анна Юрикова. Аду фон Кёнигзедлер трудно заподозрить в благотворительности в особо крупных размерах. Одолжить свою машину на пару часов — это, пожалуйста, но большие деньги — навряд ли.

— Как же быть с этой Юриковой? Не пора ли нам выходить на нее?

— Я уже несколько раз звонила по ее номеру, но пока никто не отвечает на звонки. Буду звонить еще.

— Вы уверены, что вам удастся с нею познакомиться по телефону? Не проще ли вызвать ее и допросить?

— Это никогда не поздно. Я хочу сначала познакомиться с нею на нейтральной почве, предположим, как знаток современной живописи. Вы думаете, я зря бродила по выставочным залам Монжерона?

— Очень хорошо. А что с Адой фон Кёнигзедлер? Ее-то уже можно и допросить, как мне кажется.

— Вот тут вы совершенно правы, инспектор. Звоните ей и предупредите, что ее посетит ваша коллега из полиции. Назовите мое настоящее имя. Я собираюсь ее разговорить по поводу треугольника «Каменева — Каменев — Юрикова».

Ада фон Кёнигзедлер оказалась дома и согласилась встретиться с сотрудницей полиции в любое время, можно даже сегодня и сейчас: инспектор не сказал ей прямо, но дал понять, что дело касается всего лишь угона ее автомашины.

— Все в порядке, графиня, вы можете ехать. Желаю успеха!

Улица Эйнштейна начиналась неподалеку от набережной Изара и дворца императора Максимилиана и шла поначалу между двумя рядами нарядных и помпезных зданий. Но постепенно дома становились выше этажами и скромнее архитектурой, а заканчивалась улица уже вовсе скучными коробками, среди которых отыскался и многоквартирный дом Ады фон Кёнигзедлер: шестиэтажный, мрачный, с темно-синими балконами-лоджиями, он не был украшением даже этого унылого конца улицы. Машин возле дома стояло немного, и Апраксина удачно припарковалась почти возле самого входа. На широкой стеклянной двери подъезда в несколько рядов располагалось несколько сот табличек с именами жильцов и квартирными звонками, и каких только фамилий на них не было — вьетнамские, турецкие, польские, русские, итальянские… «Как ты гостеприимна, Германия!» — озабоченно подумала Апраксина, разыскивая табличку с фамилией Кёнигзедлер; нашла, но звонить не стала, а подождала, пока из дверей не вышла турецкая семья с целым выводком черноглазых детишек, придержала за последним малышом дверь и беспрепятственно вошла в подъезд. Она не пошла к лифту, а поднялась по лестнице на четвертый этаж своими ногами, по дороге с любопытством заглядывая на другие этажи этого огромного ковчега: из длинных коридоров, выходящих прямо на лестничные площадки, доносились кухонные запахи, не по-немецки пряные и резкие, и сильнее всего ощущался запах чеснока. На четвертом этаже Апраксина отыскала 412-ю квартиру, остановилась, прислушиваясь, у дверей, и, не услышав ничего интересного, позвонила. Хозяйка почти сразу отворила дверь и вопросительно поглядела на Апраксину — она ее не узнала.

— Помощница инспектора Миллера Елизавета Апраксина, из мюнхенской полиции.

— Я вас уже жду, госпожа Апраксина, — инспектор мне звонил, — Ада любезно улыбнулась Апраксиной. — Проходите, пожалуйста. Извините за непрезентабельность моей квартирки — это временное жилье.

Однокомнатная квартира больше всего напоминала битком набитую деревянную шкатулку. Переднюю стену занимало окно, задняя была, за исключение узкой входной двери, сплошь занята темно-красной деревянной панелью из двух половин: одна половина была слегка отодвинута, и за нею виднелись крохотные плита и раковина. Апраксина догадалась, что за второй панелью помещается шкаф для одежды. Вдоль одной длинной стены стояла тахта, перед нею стол; у другой стены штабелем лежали большие дорогие чемоданы. И это было все, и это было действительно убого, и даже букет нарциссов в большой хрустальной вазе на столе не прибавлял уюта жилищу Золушки-притворяшки. Хозяйка предложила Апраксиной занять единственное кресло возле узкого и низкого столика — ни обеденный, ни письменный стол здесь просто не поместились бы, — сама села на тахту и приготовилась слушать.

— Госпожа фон Кёнигзедлер, дело с угоном вашей автомашины обернулось неожиданной стороной, и теперь мы имеем дело о подозрении в убийстве.

— В убийстве? — Ада недоуменно подняла брови. — Что еще за убийство, не понимаю…

— Речь идет об убийстве вашей русской знакомой Натальи Каменевой. Кстати, может быть, мы дли взаимного удобства перейдем на русский язык?

Ада пристально вгляделась в лицо Апраксиной, а затем молча кивнула.

— Да, — подтвердила Апраксина, правильно поняв ее взгляд. — Мы с вами встречались. Но мало ли где могут встретиться две русских эмигрантки и Мюнхене, не правда ли?

— Я видела вас в бюро Мириам Фишман, и не надо играть со мной в прятки. Я помню вас и понимаю, что наболтала тогда много лишнего. Как, впрочем, и Мириам. Теперь этого не исправишь. Что ж, можете спрашивать меня о Наталье.

— Как я понимаю, вы сами дали ей свою машину? Никто вашу «ауди» не угонял, ведь так?

— Да, я сама позволила ей взять машину.