Читать книгу "Персональный апокалипсис - Татьяна Коган"

Андрей обернулся. Софья стояла в проеме двери в стильном, темно-синем комбинезоне. Собранные в пучок волосы делали ее старше и строже, но забавные черные гвоздики в ушах придавали образу пикантной игривости.

– Фух, – он картинно вытер со лба несуществующий пот. – Я побаивался, что ты наденешь что-то вызывающее и неуместное, и уже приготовился объяснять тебе разницу между пафосной клубной вечеринкой и спектаклем. Но ты и сама разобралась. Очень благородно и скромно.

Софья не стала признаваться Андрею, что цена этого скромного костюма наверняка превышает месячную зарплату сотрудника театра. Хорошо, что она передумала надевать то зеленое платье. Неловко бы получилось.

Они уже выходили на лестничную клетку, когда Немов невзначай обронил:

– Соня, а почему ты не хочешь заняться дизайнерской деятельностью? Очевидно, что у тебя есть вкус и самобытный взгляд. Немного подучиться, и ты заткнешь за пояс некоторых профессионалов.

Он не заметил ее долгий растерянный взгляд.

Софочка сосредоточенно наблюдала за мечущимися по сцене актерами. Они декламировали стихи, заламывали руки, курили, дрались и бились в карты. «Кто все эти люди?» – так и хотелось задать вопрос. Она абсолютно не понимала происходящего, но отвлекать Немова не смела – тот был всерьез увлечен действом.

Дождавшись антракта, она все-таки рискнула спросить, о чем спектакль.

– О Маяковском. Главные герои здесь – персонажи его пьес и поэм.

Софа уловила в голосе Немова нотки неодобрения и продолжать расспросы не стала. Слава богу, она умеет пользоваться Интернетом, дома все сама выяснит.

О поэте девушка знала лишь то, что он писал про партию и паспорт. Но ведь актеры читали стихи про любовь, она явственно слышала! И как это понимать? Понимать Софья начала, когда к неврастеничным героям присоединились три женщины, возлюбленные Маяковского. Раздробленный на десятки образов несчастный поэт взывал к жестоким Музам:

«Хотите – буду от мяса бешеный – и, как небо, меняя тона – хотите – буду безукоризненно нежный, не мужчина, а – облако в штанах!»

Сперва это казалось странным и нелепым, потом просто странным, и вскоре – странным и увлекательным. Софья вслушивалась в стихи – самые необычные из всех, что ей приходилось читать, – и постепенно проникалась симпатией к автору. Перед глазами разворачивалась трагедия поэта, у которого всего было слишком: таланта, боли, любви.

«Ведь для себя не важно и то, что бронзовый, и то, что сердце – холодной железкою. Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское…»

В романтических фильмах герои-мужчины сходят от страсти с ума, совершают подвиги и бросают к ногам возлюбленной целый мир. Софье нравились романтические фильмы, но она отлично понимала, как далеки они от реальности. Она не питала иллюзий на этот счет: даже Гива – олицетворение заботы и нежности – вряд ли бы пожертвовал ради нее не то что жизнью, а хотя бы частью своего комфорта. Да, мужчины могут увлекаться, привязываться и трепетать от похоти, но женщина всегда будет являться для них лишь частью большого разнообразного мира – но никак не целым миром. Тогда почему звучащие на сцене слова кажутся такими искренними, такими настоящими?

«Чувствую – «я» для меня мало. Кто-то из меня вырывается упрямо…»

Почему каждая написанная Маяковским строчка кричит об этой неутолимой жажде – быть рядом с любимой женщиной? Словно бы с первого вздоха, с первого робкого шага, сделанного ребенком, все его существо стремилось лишь к этому мучительному и желанному финалу – воссоединиться со своей потерянной половиной и обрести цельность.

Актеры так убедительно изображали страдание, а цитаты были столь красноречивы, что Софья не на шутку разволновалась, застигнутая врасплох нахлынувшими эмоциями. Чуждая, пугающая идея упорно просачивалась внутрь, сквозь бетонные стены «выгодного» мировоззрения, внушаемого Софье матерью, подругами, любовниками. Девушка неотрывно смотрела на сцену и недоумевала: неужели любить (любить самому!) настолько прекрасно, что стоит всех сопутствующих мучений?

Софья незаметно потрогала лоб – горячий. Еще заболеть не хватало! Она, наверное, простудилась, пока гарцевала возле офиса Немова. Не от спектакля же у нее температура поднялась.

В зале зажегся свет, раздались аплодисменты. Софа поспешно вскочила с места – ей не терпелось выйти на свежий воздух. У нее кружилась голова.

На улице Андрей достал сигареты и долго не мог справиться с зажигалкой – деревянные пальцы не слушались. В последние дни он жестко контролировал свои мысли, чтобы не скатиться в злую депрессию, но спектакль расшатал его волю, заставив вспомнить о нереализованном желании. Почему с ним до сих пор не связались? Неужели хакер развел его, как последнего лоха, и подсунул одну из многочисленных фейковых фирм, выкачивающих деньги из доверчивых клиентов? Черт побери, это было бы обидно. Не из-за того, что он потеряет задаток – сумма небольшая, переживет, – а из-за того, что он уже настроился, вышел на финишную прямую. Оставалось лишь пересечь красную ленточку и праздновать победу, смакуя новые ощущения, к которым он так долго стремился. А в итоге вместо финишной ленточки перед ним помахали матадорской тряпкой, раздразнив, как тупого быка.

Рядом кто-то деликатно кашлянул. Андрей повернул голову, пытаясь скрыть раздражение: он совсем позабыл о спутнице. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, и в замешательстве поглядывала на него.

Развлекать нимфетку ему сейчас хотелось меньше всего. Он посадил Софью на такси, заплатил водителю и тут же позабыл о ее существовании.

Ночью он долго не мог заснуть; голова стучала от боли, словно кто-то вбивал в темечко невидимый гвоздь. В незанавешенное окно целилась вызывающе-белая, круглая, как кошачий глаз, луна; Андрею померещилось, что она наблюдает за ним – насмешливо и высокомерно. Он разыскал в скудной аптечке обезболивающее и выпил сразу две таблетки.

Каждое утро на протяжении нескольких лет Немов усердно закапывал свое желание в глубинах собственного разума. Он нагромождал сверху работу, быт и ничего не значащие впечатления, надеясь, что повседневная рутина ослабит силу желания. Каждое утро он хоронил мечту, но каждую ночь она поднималась из земли подобно восставшему мертвецу. Сегодня на спектакле, во время акта самоубийства, Андрей осознал, что больше не сможет вновь и вновь отодвигать решающий момент. Запас терпения истощился, приблизив его к опасной грани, за которой рассудок теряет власть и уступает эмоциям. На секунду время замерло. И начало обратный отсчет в тысячекратно ускоренном темпе. Теперь минуты работали против него. Если он не осуществит свое желание в короткие сроки, оно попросту разорвет его изнутри.

«Это должно случиться скоро. Месяц, максимум через месяц. Нужно самостоятельно выбрать объект и не ждать у моря погоды».

Луна за окном больше не выглядела насмешливой; жадные свинцовые тучи куснули округлый бок, еще один, и полностью поглотили ее. Небо заволокло беспросветным мутным пологом.