Читать книгу "Абсолютная вера в любовь - Джессика Гилмор"

– Что за лекция?

– Об истории Англии, отраженная в доме, подобном Хоуксли. По счастливой случайности, это тема моей следующей книги. Трудно найти время для работы в таких обстоятельствах, тем не менее я на месте событий. Это платная общедоступная лекция, потому не слишком заумная. Возможно, тебе понравится.

– Не слишком заумная? Даже тупицам вроде меня что-то доступно.

– Ты вовсе не тупица. Ну ты едешь? А потом мы где-нибудь поужинаем.

Вот оно что. А ведь обещал уважение и дружбу.

– Ну, если предполагается, что будет еда.

– Во сколько собираешься выезжать? Я буду ждать внизу.

– Какое невероятное место. – Дейзи настроила линзы камеры, сфокусировавшись на зеленой лужайке, обрамленной, словно картина, золотистыми колоннами.

– Ты бы не захотела здесь учиться. И потом, ты окончила один из лучших художественных колледжей страны. Сомневаюсь, что меня пустили бы даже на его порог.

Дейзи едва сдержалась, чтобы не хихикнуть.

– Для этого нужно всего лишь притвориться, что ты находишься в процессе создания чего-то из области постмодернистского деконструктивизма. Это место на удивление фотогенично и могло бы служить потрясающим фоном для свадебных фото.

– Ты совсем не можешь отвлечься от мыслей о свадьбе, да?

– Это моя работа. Возможно, прогуливаясь здесь, ты способен увидеть историю в каждом камне. В чем же разница? Улыбнитесь!

Но выражение его лица ничуть не изменилось. Казалось, будто он заглядывает ей прямо в сердце. Дейзи сделала снимок, другой, меняя фокус и освещение.

– Почему фотография? Я бы скорее подумал, что твое место по другую сторону объектива.

Вопрос на миллион.

– Я и не возражала против такого рода внимания, пока была ребенком. Мы с сестрами чувствовали себя особенными. Мама и папа были настолько обожаемы, вокруг них не было никаких скандалов, поэтому в прессе о них писали только позитив. О гламурных красных дорожках на премьерах или домашних фото, благотворительных сессиях. Так продолжалось до того, как мне исполнилось шестнадцать. Тогда я поняла, что пресса может быть страшным инструментом, укусить больно с той же легкостью, с какой и обласкать.

– Тебе повезло. Мне было пять, когда я испытал это на себе. Это оказалось слишком сильным шоком. Я на первых страницах газет. Чувствовал себя обнаженным. Знаю, все это глупости. А что касается тебя, большинство шестнадцатилетних прогуливает хотя бы раз, пробует или выпивает хотя бы раз. Только им удается при этом не попадать в поле общественного внимания.

Один комплект фотографий, одна ночь с выпивкой, один поцелуй, на который способен только в шестнадцать, потеряв голову от летней любви, – и вот репутация окончательно подорвана.

– Почему вы не остановились в каком-нибудь местном пабе?

– Сейчас я понимаю, что это самое слабое звено в моем плане. Но мы были такими неопытными и не смогли придумать, куда пойти. Хозяин деревенского паба позвонил бы моему отцу при первом же шаге в сторону стойки. Паб около школы тоже имел кого-то вроде наблюдателя, докладывавшего о школьницах. Все знали, что смысла туда заходить нет. Мы с Таной решили, что единственный способ остаться неузнанными – найти место где-нибудь в самом центре города. И проиграли.

– Тана? Кто это?

– Моя лучшая школьная подруга. Я встречалась с ее братом, а она – с его лучшим другом. Подростковые гормоны, бутылка водки, проворные папарацци, и все закрутилось. А ведь я не люблю водку.

– Значит, именно после того, как испытала на себе преследование фотокамер, ты решила, что хочешь оказаться по другую сторону объектива?

– По эту сторону, снимать и контролировать процесс. – Слова повисли в воздухе, она совсем собиралась сказать, но это правда. – Когда меня вышвырнули из школы без аттестации, я пошла в местный колледж, где можно было не только учить математику и английский, но найти что-то для себя. Посещала курсы искусства и ремесел, какие только могла. Но фотографию полюбила больше всего и отправила документы в колледж Святого Мартина на художественный факультет. Они меня приняли, и я впервые почувствовала, что наконец нашла свое место. Ну, а ты? Когда ты решил, что хочешь читать лекции и носить твид?

– Я одеваюсь в твид только по особым случаям.

– И естественно, надеваешь шапочку и мантию?

– Естественно.

Дейзи старалась не зацикливаться на той разнице в уровне образования, существовавшей между ними. Конечно, у нее степень – предмет гордости. Однако академические успехи несколько скромнее. Она едва получила сертификат об окончании средней школы, хотя умудрилась наскрести необходимый балл по математике и чуть более приличные баллы по английскому. Мужчина рядом с ней – доктор наук, автор книг, которые не только прекрасно продаются, но и встречены с большим одобрением в научном мире. Студенты ловят каждое слово, коллеги уважают. Разве между ними может быть равенство? Сможет ли она присутствовать на официальных мероприятиях, которые проводятся в его профессиональном сообществе? Беседовать с академиками? Она станет помехой.

– Не думаю, что кто-то в детстве мечтает стать лектором. Я мечтал стать изгоем, а еще лучше разбойником с большой дороги.

– Естественно.

– Но в Хоуксли с историей сталкиваешься буквально на каждом шагу, и совершенно невозможно не прийти в восторг. Мне хотелось записать истории, что я слышал, для других людей, заставить прочувствовать и ощутить то, что прочувствовал сам. Эта идея крепла и двигала мной. История, живущая в каждом камне, каждой картине, каждом старинном предмете. Моя специализация – позднее Средневековье. Но книги охватывают гораздо более широкую область.

– Как та, что посвящена незаконнорожденным детям Карла II? – Эту книгу она прочитала пару лет тому по рекомендации Роуз. И не только ее, но и книгу о Ричарде III и ту, что посвящена разоблачению мифов вокруг Анны Болейн, ставшую бестселлером. Но как сказать об этом Себу, не боясь оказаться уязвимой? Вдруг он попросит высказать свое мнение, а ответы покажут глубину ее невежества?

– Точно! Именно этим детям в дальнейшем выпала чрезвычайно важная роль в нашей истории. Генрих VHI отчаянно искал наследника, это повлияло на страну. Зато история Карла менее известна, скрыта за подробностями чумы, пожара и Нелл Гвин. – Он расхаживал взад и вперед, явно охваченный энтузиазмом. Дейзи сделала снимок. Прежний Себ был довольно суров и напряжен. Нынешний полностью владел собой и обстоятельствами. Человек, которому уютно наедине с собой. – На самом деле Карл – отец, по крайней мере, семнадцати незаконнорожденных детей и ни одного законного. Если бы у него был законный наследник, весь ход истории Британии мог измениться – никаких Ганноверов, никаких Вильгельмов Оранских. И понятно, что в сегодняшнем британском обществе все еще присутствует огромное моральное и материальное влияние тех самых побочных детей короля.