Читать книгу "Покров заступницы - Михаил Щукин"

Вся наша братия пьяна, вся пьяна, вся пьяна.

А кто виноват? Разве мы?

Нет! Татьяна!

Покинув «Эрмитаж», как поле боя, господа студенты устремлялись к Тверской заставе — в рестораны «Яр» и «Стрельна», где обычная публика в этот день не появлялась и где также, как в «Эрмитаже», спасали, будто перед татарским нашествием, все ценное.

Гиацинтов с компанией своих однокурсников оказался почему-то у памятника Пушкину, где подвернулся им городовой, у которого на груди, поверх шинели, щедро были развешаны Георгиевские кресты и медали.

— Качать русского воина! Ура!

— Господа студенты! Не буйствуйте! Никак невозможно, я при исполнении!

Ничего не слышат, да и слушать не желают господа студенты. Городовой, прижимая одной рукой шашку к животу, а другой рукой уцепившись за кобуру с револьвером, взлетал над студенческой толпой и успевал лишь вскрикивать о том, что находится при исполнении.

Наконец городового опустили на землю. Установили на ноги, гаркнули ему хором троекратное «ура» и решили двигаться пешком к Тверской заставе. Двинулись с криками и с песнями. И надо же было замешкаться на мостовой одинокой девушке с маленьким полотняным мешочком в руке. Вместо того чтобы развернуться и убежать, она замерла перед орущей, пьяной толпой и прижала мешочек к груди, будто желала им защититься.

— Да здравствует красота и молодость!

— Я встретил вас, и жизнь пропала!

— Прошу коленопреклоненно всего один лишь милый взор!

И в этот миг, оказавшись ближе других к девушке, Гиацинтов увидел ее глаза — огромные, голубые. В них плескался ужас, будто внезапно возникло перед девушкой неведомое чудище. Гиацинтов знал по опыту, что однокурсники его, пусть и пьяные, ничего плохого девушке не сделают, покричат-погорланят и дальше пойдут, но этот ужас в голубых глазах так пронзил его, что он раскинул руки, закрыв собой девушку, и крикнул:

— Молчать и не приближаться! Эта особа находится под моим личным покровительством!

Студенты, продолжая дурачиться, замолчали разом, послушно и стыдливо опустили головы, словно провинившиеся приготовишки[11], и тихим степенным шагом, как в похоронной процессии, прошли мимо. Прошли и взорвались общим оглушительным хохотом, довольные до чрезвычайности своей импровизированной шуткой.

Гиацинтов, не опуская раскинутых рук, продолжал стоять перед девушкой, видел ее глаза, в которых, еще не исчезнув, продолжал плескаться ужас, видел, что из-под теплого платка выбились кудряшки, а красивые, плавно очерченные губы обиженно вздрагивают, словно она собирается заплакать от пережитого страха.

— Вы не пугайтесь, они же пошутили, день сегодня такой, — принялся успокаивать Гиацинтов, — сегодня студентов даже полиция не забирает. А вы так испугались, будто на вас разбойники напали.

— Я пьяных боюсь, — призналась девушка мягким, вздрогнувшим голосом, — как увижу, душа в пятки уходит, а я сама не своя, даже шага ступить не могу… А вам — спасибо.

И она поклонилась, оторвав, наконец-то, от груди полотняный мешочек. Гиацинтов опустил руки и в ответ тоже учтиво поклонился, совершенно не понимая, что с ним происходит: ему не хотелось догонять своих товарищей, которые, уходя все дальше, продолжали кричать и звать его, не хотелось участвовать в общем разгульном веселье, не хотелось даже просто идти куда-то — вот так бы стоял, и стоял, и смотрел бы, смотрел на девушку, которая только что благодарно поклонилась. Но запас красноречия еще не изменил ему, и он, не двигаясь с места, вытянулся, руки по швам, и представился:

— Студент славного Московского университета Владимир Гиацинтов. Так всем и рассказывайте — кто вас спас, обязательно называя мою цветочную фамилию. А я могу знать — кого именно спас?

Девушка несмело, смущаясь, улыбнулась и уже спокойным, не вздрагивающим голосом, сказала:

— Варвара Нагорная.

— Тогда слушайте меня, Варя, очень внимательно. Во избежание неприятностей и учитывая, что господа студенты нынче непредсказуемы, я просто обязан вас сопроводить. Разрешите это сделать?

— Наверное, не разрешу, — серьезно, перестав улыбаться, ответила Варя и покачала головой, отчего кудряшки на чистом лбу весело качнулись, — я ведь все правила сегодня нарушила, а если вы меня и провожать еще будете — вот тогда уж неприятностей мне точно не избежать.

— Да какие же вы правила нарушили? — искренне удивился Гиацинтов.

— Видите ли, Владимир, я в епархиальном училище учусь, а правила там у нас очень строгие, меня отпустили, потому что тетушка заболела, и я должна вовремя вернуться. А если кто-то увидит, что я шла с мужчиной, вот тогда и случится настоящая неприятность, могут из училища удалить.

— Наслышан был о ваших правилах, но даже не предполагал, что они столь суровые. Кстати, где ваше училище находится?

— На Большой Ордынке.

— Далековато, — снова удивился Гиацинтов, — далековато ваша тетушка от училища живет. Где же она живет, здесь, на Тверской?

— Да нет, не на Тверской, она в Замоскворечье… Я сегодня, признаюсь вам, все, что только можно, нарушила…

И Варя просто, откровенно рассказала о том, что подруга упросила ее заехать в магазин на Тверской, где они месяц назад вместе были и где подруга высмотрела себе бусы… Упросила заехать и купить эти самые бусы. И накопленные деньги выдала. Варя от тетушки поехала сразу в магазин, бусы нашла, а вот когда стала расплачиваться, тут и случился конфуз: денег едва-едва хватило, да и то лишь потому, что приказчик на недостачу нескольких копеек махнул рукой. Вот и вышла Варя из магазина с бусами, но совершенно без денег. А так как извозчика нанять было нельзя, она отправилась пешком. И теперь очень торопится, боясь опоздать, и ей совсем не следует стоять так долго и рассказывать о своих приключениях, да тем более молодому мужчине…

Гиацинтов даже не замечал, что, слушая Варю, он широко и радостно улыбается, словно она сообщала ему очень приятные известия. Никогда не терпевший надутого жеманства в женщинах, он был просто-напросто очарован простотой и откровенностью Вари: она говорила очень серьезно и в то же время была так доверчива, будто давным-давно его знала и была твердо убеждена, что этот человек никогда не обидит и ему можно рассказать обо всем — он поймет. Внезапно она оборвала свой рассказ, замолчала, а затем тихо спросила:

— Почему вы улыбаетесь? Я что-то смешное вам говорю?

— Нет-нет, — поспешно ответил Гиацинтов, — у меня просто настроение сегодня такое… праздничное, Татьянин день все-таки… А пешком вы дальше никуда не пойдете, я сейчас возьму извозчика, мы поедем к вашему епархиальному училищу и успеем вовремя, дабы из этого училища вас не удалили.

— Я так не могу! — запротестовала Варя.

— Вы не можете, а я могу. Стоять здесь и не шевелиться, — Гиацинтов отбежал в сторону, взмахнул рукой, подзывая извозчика, и, когда тот подъехал, мигом усадил Варю, не давая ей опомниться, и приказал: