Читать книгу "Морские тайны древних славян - Сергей Дмитренко"

Судно из Саттон-Ху

Следовательно, „ладьи“ с мыса Токмак не могут быть захоронениями ни викингов, ни других германцев. Тогда чьи же они?

И. А. Шубин заметил: „Юлий Цезарь говорил о широком развитии не только речного, но и морского судоходства у венедов, или вентов, — великого народа (как называли их все римские историки: Цезарь, Плиний, Страбон, Тацит и Птолемей), занимавшего обширные пространства земель преимущественно в приморских странах и державшего в своих руках всю северную морскую торговлю… Все города венетов, — рассказывал Цезарь о вендских племенах, живших в так называемой Арморике по берегам Атлантического океана, были расположены так, что, находясь на оконечностях мысов, вдававшихся в море, они были недоступны для войск, потому что прилив морской, случающийся по два раза в сутки, совершенно прекращал сообщение с сушей, корабли же могли подходить к стенам их только во время прилива, а с отливом они оставались бы на мели. Таким образом, то и другое обстоятельство препятствовало осаде городов. Если после величайших трудов и усилий нам удавалось среди самих волн моря сделать насыпь и по ней достигнуть стен города, то осажденные, доведенные до крайности, во время прилива садились на суда, собранные во множестве, и со всем имуществом перебирались в ближайший город. Тут они защищались теми же, для них благоприятными, условиями местности (Caesar. De bello gallicio, 12. М., 1869).

Знаменитый римский историк описал даже суда венетов: „Суда венетов имели следующее устройство и вооружение: днища у них более плоски, чем у наших (римских), для удобнейшего движения по мелям и низинам во время отлива, кормы у них весьма высокие и носы приспособлены выдерживать силу волн во время бурь. Эти суда во всех частях были сделаны из дуба и поэтому не боялись никакого удара. Скамьи для гребцов на них были из бревен в целый фут толщины, прибитых гвоздями в большой палец толщины. Якори были прикреплены не на веревках, но на железных цепях. Кожи зверей, тонко выделанные, служили им вместо парусов или за неимением льна и по незнанию его употребления, или, что вероятнее, потому, что такие — (кожаные) паруса способнее льняных могли служить к управлению столь тяжелыми судами и выдерживать порывы бурь, свирепствующих в океане. В стычке наших судов с судами венетов первые превосходили быстротой и легкостью движения, последние же, более приспособленные к местности и к силе бурь, во всех отношениях были удобнее и лучше наших. Крепкие бока венетских судов безвредно выносили удары наших судов, а вышина их делала наши стрелы безвредными. Во время ветров суда венетские выдерживали их легко и безвредно, оставаясь на мели во время отлива: для наших же судов все эти случайности были предметом опасений“ (Caesar, 13). Дальше Цезарь описывает решительную битву римского флота с венетским, состоявшим из 220 больших судов, сильно вооруженных всякого рода оружием, причем римляне одержали победу только благодаря… совершенному безветрию в день битвы, вследствие чего тяжелые венетские корабли не могли пользоваться парусами и свободно маневрировать, римляне же на легких (гребных) судах окружали каждый неприятельский корабль несколькими своими, обрубали острыми косами их снасти и брали на абордаж“ [75].

Слово „венет“ означает понятие „восточный“ (в отличие от „германец“ — „западный“ [48]). Этим словом современные авторы называют древних западных славян и балтов — пруссов, латышей и литовцев. Однако тот факт, что на территории, описываемой Цезарем, „после падения Римской империи морская торговля на севере Европы перешла в руки фризов“ (народности, заселявшей земли нынешних Нидерландов, Германии и Дании до образования этих государств), заставляет предположить, что под названием „венет“ у Цезаря фигурировали предки фризов. „Фризы поддерживали торговые отношения с Италией, куда вывозили рейнские и мозельские вина с верховья Рейна, пестрые шерстяные ткани — с низовья. Местом перевалки товаров с морских на речные суда стал порт Дармштадт в устье Рейна… Свыше пятисот лет, вплоть до десятого века, фризы считались лучшими мореплавателями Северной Европы, а Северное море называлось Фризским. Сохранилось очень мало сведений о военных кораблях фризов… Зато их торговые суда — коги — неоднократно упоминаются в письменных источниках с X в. Слово „ког“, очевидно, происходит от древнегерманского („выпуклый“).

Действительно, торговые суда фризов имели выпуклые борта. Осадка их была невелика, днище почти плоское, что позволяло плавать у мелководных берегов Северного моря“ [45].

Фризские коги очень напоминают суда венетов, описываемые Цезарем: такие же пузатые, высокобортные, плоскодонные и чисто парусные. И в то же время размерения фризских когов и очертания их корпусов сходны с тем, что мы имеем у „ладей“ с мыса Токмак. Поэтому логично предположить, что суда, на которых плавали создатели „ладей“, были когами или судами, похожими на них. Именно такого типа суда строились в Рижском заливе, там, где археологом Моором были найдены захоронения, сходные с каспийскими. Например, так называемый „Рижский корабль“. Оно было найдено в 1939 г. в Риге при земляных работах. Судно хорошо сохранилось, и поэтому удалось восстановить его внешний вид и определить способ постройки. „Рижский корабль“, построенный в XII–XIII вв. латышами или литовцами, имеет, кроме прочего, сходство с ладьями с мыса Токмак: в носу и корме две полупалубы, которые как бы делили судно на три части.

Сходство „Рижского корабля“ с каспийскими ладьями перекликается с вопросом близости балтских языков с санскритом — языком, на котором говорили древние жители Персии и Индии. Это сходство поражало ученых с XVIII в. „Сходство древнеиндийского языка со многими европейскими языками было просто разительным. Возьмем для примера такой территориально удаленный от санскрита язык, как литовский. Можно составить большой список слов, совпадающих (частично или полностью) в двух этих языках — как по звучанию, так и по значению:

Этот список можно было бы продолжать и далее. Мало того, можно подобрать целые предложения (пусть несложные), которые будут звучать почти одинаково по-древнеиндийски (по-индоирански) и по-литовски. Например, вопрос: „Кто твой сын?“ —

кас тбва су: нэс? (древнеиндийский);

кас тбво су: нэс? (литовский).

Не менее яркие совпадения у этих языков можно обнаружить и в грамматике… Строй этого языка настолько архаичен, что болгарский академик В. Георгиев высказал по этому поводу, казалось бы, совершенно парадоксальную мысль: поскольку мы не располагаем непосредственными данными праславянского языка, их место в исследованиях в отдельных случаях могут заменить данные… литовского языка. Естественно возникает вопрос: кто же чей сын? Является ли язык, из которого возник литовский, потомком или предком древнеиндийского (древнеиндоиранского)? Пришли ли в глубокой древности носители одного из этих языков с берегов Немана в долину Ганга или наоборот?“ [47].