Читать книгу "Кризис психоанализа - Эрих Фромм"

Действительно, эмоциональная связь между ребенком и матерью заложена глубже, чем подразумевается под термином «прегенитальная фиксация». Эти любовные узы очень крепки там, где мать представляет собой помощь, защиту; на деле она олицетворяет собой саму жизнь – все то, что нужно, чтобы жить и не страдать. Любовь матери безусловна, а это порождает чувство глубокого удовлетворения, даже эйфории.

Когда мать перестает быть расточителем любви, дающей жизнь, она становится грозным монстром, всеми средствами мешающим росту своего ребенка. В конечном счете она становится всеразрушающей, каннибалической богиней разрушения (как одна из сторон индийской богини Кали), которая, в конце концов, делается идентичной самой смерти. Другими словами, связь с матерью может быть как мягкой, так и вредоносной, что отражается на уровне развития, достигнутого ребенком в процессе индивидуализации.

Если самый большой страх Ганса в основном связан с матерью, а не с отцом, то как можно объяснить фобию Ганса? Мы думаем, что элементы, составляющие эту фобию, таковы: поскольку Ганс любит мать, его страх перед ней увеличивается после ее угрозы кастрировать его и бросить его. Страх нарастает при его первом столкновении с фактом смерти. До возникновения фобии маленький Ганс видел похороны в Гмундене. Потом он видел, как упала лошадь, и подумал, что она умерла. Первая встреча со смертью всегда бывает очень серьезным событием в жизни ребенка, она может вызвать дополнительное болезненное состояние у ребенка, испытавшего страх кастрации.

Следовательно, можно сделать вывод, что страх перед лошадью имеет две причины: 1) страх перед матерью из-за ее угрозы кастрацией и 2) страх, вызванный смертью. Ганс стремится уйти от этих страхов, отчего у него развивается фобия, боязнь лошадей и состояние тревоги.

Вопреки объяснению Фрейда мы склонны допустить, что боязнь Ганса возникла вследствие угроз матери. Может быть, это было сильное, но подавленное чувство агрессии против матери из-за ее «измены» сыну с рождением дочери-соперницы, а также из-за желания маленького мальчика освободиться от фиксации на ней? Возможно и такое, но у нас нет достаточного материала для доказательства этого.

Однако есть факт, подтверждающий данную гипотезу. Обращаясь к фантазии Ганса о лошади, которую он вывел из конюшни, отец спрашивает: «Ты вывел ее из конюшни?»

Ганс. Я ее вывел, потому что хотел ее побить…

Отец. Кого, собственно, тебе хотелось бы ударить – маму, Анну или меня?

Ганс. Маму.

Отец. Почему?

Ганс. Вот ее я хотел бы побить.

Отец. Когда же ты видел, что кто-нибудь бьет маму?

Ганс. Я этого еще никогда не видел во всей моей жизни.

Отец. И как бы ты это хотел сделать?

Ганс. Выбивалкой. (Мама часто грозит ему выбивалкой.)[59]

В этом диалоге предполагается идентификация лошади с матерью и проявляется враждебность к ней. Фрейд признает возможность наличия у мальчика темного, садистического чувства к матери[60], но он также видит и другую сторону – «ясное желание мести по отношению к отцу»[61]. Последнее – основа для доминирующей интерпретации анализа случая Ганса. Но действительно ли враждебность Ганса направлена против отца, как заключает Фрейд? Можно ли установить это на основании каких-либо слов Ганса?

Анализируя свидетельство, предлагаемое Фрейдом в поддержку этого тезиса, нужно иметь в виду, что он сам подсказывал объяснения маленькому Гансу перед тем, как получить их от него и иметь основания для поддержки своей интерпретации. Так как мальчик признавал авторитет профессора и считал его «суперотцом», то его подсказки могли иметь очень большое воздействие на ребенка. Здесь следует спросить: в какой степени некоторые ассоциации Ганса основаны на этих подсказках и в какой – спонтанны?

Чувство агрессивности по отношению к отцу явно звучит в следующем диалоге.

Отец. Почему же ты всегда плачешь, когда мама целует меня? Потому что ты ревнуешь? (Заметьте навязываемую форму интерпретации.)

Ганс. Да, пожалуй.

Отец. Тебе бы, наверно, хотелось быть папой?

Ганс. О да.

Отец. А что бы ты стал делать, если бы ты был папой?

Ганс. А ты – Гансом? Я бы тогда возил тебя каждое воскресенье в Лайнц – нет, каждый будний день. Если бы я был папой, я был бы совсем хорошим.

Отец. А что бы ты делал с мамой?

Ганс. Я брал бы ее тоже в Лайнц.

Отец. А что еще?

Ганс. Ничего.

Отец. Почему же ты ревнуешь?

Ганс. Я этого не знаю[62].

И далее.

Отец. В Гмундене ты часто бывал в постели у мамы?

Ганс. Да.

Отец. И ты себе вообразил, что ты папа?

Ганс. Да!

Отец. И тогда у тебя был страх перед папой?

Ганс. Ведь ты все знаешь, я ничего не знал.

Отец. Когда Фриц упал, ты думал: если бы так папа упал, и когда овечка тебя боднула, ты думал: если бы она папу боднула. Ты можешь вспомнить о похоронах в Гмундене…

Ганс. Да, а что там было?

Отец. Ты думал тогда, что если бы умер папа, ты был бы на его месте?

Ганс. Да.[63]

Доказывает ли этот разговор, что Ганс чувствует глубокую неприязнь к своему отцу? Если интерпретировать его как выражение эдипова комплекса, то такая интерпретация верна; сказанное Гансом подтверждает это. Но исследуя материал без предубеждения, можно прийти к другому заключению: сильное желание Ганса занять место отца совсем не обязательно означает ненависть к нему или серьезное желание, чтобы он умер. Нельзя забывать, что одно из самых обычных желаний детей – стать скорее взрослыми, не считаться с властью взрослых, не быть объектом насмешек. Вот почему маленькие девочки любят играть в куклы, а маленькие мальчики воображают себя взрослыми. Другая универсальная тенденция, о которой также нельзя забывать, – это стремление воспринимать пассивный объект как активный. В работе «По ту сторону принципа удовольствия» Фрейд обращается к общей для всех тенденции превращать пассивные принципы в активные: «Как только ребенок переходит от пассивности опыта к активности игры, он переносит свой неприятный опыт на одного из своих товарищей по игре и таким образом находит себе отмщение»[64].