Читать книгу "Самое гордое одиночество - Анна Богданова"

Я же отправилась домой, договорившись с Икки созвониться завтра вечером после ее посещения нашей заботливой гинекологини.

* * *

До обеда следующего дня я пыхтела над первым предложением «Безумного ревнивца». Сначала хотела было начать роман со сцены знакомства Марфушеньки (главной героини) со Стасом (маньяком-ревнивцем), но никак не могла придумать место встречи. На улице? Нет. Это отдает пошлостью и вообще смахивает на начало бульварного романа (особенно если устроить встречу на одном из бульваров Садового кольца Москвы). В гостях? Тогда нужно еще и гостей описывать – что каждый из них представляет. Все не то! Не то все! Битых три часа я пыталась сочинить начало, но бесполезно. А первое предложение в моем деле – это самое главное, можно сказать, залог успеха будущего романа – своеобразная пружина, от которой я оттолкнусь и одним махом напишу гениальный текст...

Заставка «Твори, создавай, созидай, гениальность!» мне порядком поднадоела, и я со злости снова заменила ее на «Работай, бестолочь!», потому что, кроме как бестолочью, меня никак нельзя назвать!

И о чудо! Стоило мне только изменить текст бегущей строки на прежний, как в голову тут же пришла поистине гениальная идея. И зачем мне понадобилась эта пресловутая сцена встречи героев?! Можно прекрасно обойтись без нее!

Итак, Марфа со Стасом уже давно знакомы, она думает, что он искренне любит ее, и за это любит его. Полным ходом идет подготовка к свадьбе. Первая глава почти написана, во второй речь будет идти непосредственно о самой свадьбе. А с третьей, собственно, и начнут разворачиваться события. Нестандартно, оригинально, неизбито! Все любовные романы, как, впрочем, и сказки, заканчиваются свадьбами (вроде того, что «Я там был, мед, пиво пил – усы лишь обмочил»), а у меня все только будет начинаться со свадьбы. Этот роман может потянуть на Нобелевскую премию за открытие нового сюжета!

«Однако пора собираться за письмом и «Сексом на сеновале» к Любочке», – решила я и, сохранив файл, выключила компьютер. Собиралась я сегодня, надо заметить, довольно тщательно – мне надоело выходить из дома с хвостом набекрень, в сапогах от разных пар или полосатой пижаме и тапочках! А может, не поэтому я так скрупулезно наносила макияж и завивала кончики волос щипцами? Буду честной хотя бы перед собой – я надеялась... Нет, надеялась – это не то слово! Короче, мысль была такова: вдруг, как полтора года тому назад, я встречу в редакции «лучшего человека нашего времени»?! Никаких отношений между нами быть не может – это очевидно, но мне будет очень неприятно, если он увидит меня непричесанной, бледной, со слезящимися невыразительными глазами от долгого сидения за компьютером. Все же нужно, я думаю, хоть немного себя уважать, быть в форме и пройти (если, конечно, я его встречу) с гордо поднятой головой. Короче, надо быть на высоте.

И я взметнулась на такую высоту, что, выйдя из дома, позволила себе поймать такси, а не толкаться в метро. Адочка была права, когда как-то сказала:

– Ненавижу мужиков, которые, помимо того, что место в переполненном вагоне займут, еще и коленки свои растопырят, будто по-другому сидеть не могут! Будто у них между ногами что-то очень большое и драгоценное! Драгоценное как будто! А на самом-то деле у них там вообще нет ничего! Ничего нет!

– Как, Адочка? – удивилась я тогда. – Совсем ничего? Да быть того не может!

– Ну что-нибудь есть, наверное, но совсем незначительное! И поверь мне на слово – чем больше коленки растопыривает, тем меньше у него в штанах! Да, да! – заверила она меня, словно была знатоком в этом щекотливом вопросе или проверила это на практике.

Через сорок минут я, задрав голову как можно выше, переступила порог редакции и сильно хлопнула дверью, чтоб все на меня внимание обратили – не каждый день я бываю так хороша собой, не каждый день я выхожу на улицу в одинаковых сапогах!

Постучавшись ради приличия в дверь, я, не дождавшись разрешения войти, влетела к Любочке... Нет, все-таки буду честной до конца – я почти не сомневалась, что увижу там Кронского. Сначала я ожидала увидеть его у входа, поэтому-то и взяла такси (а вовсе не из-за растопыренных коленок «мужиков с пустыми штанами», как выразилась Адочка) – чтобы эффектно выйти из машины, подобрав шубку. И дверью я так картинно хлопнула отнюдь не для того, чтобы охранники издательства посмотрели на мои одинаковые сапоги – я и тут, в холле, ожидала увидеть великого детективщика современности. И в кабинет я ворвалась, уже злясь и сгорая от нетерпения, но вместо Кронского столкнулась нос к носу с Маркелом Маркеловичем Мнушкиным, у которого наконец миновал творческий кризис и он с новой силой застрочил свои (как мне вчера по телефону сказала Любочка) пошлые бульварные романы, в которых без зазрения совести перевирает все исторические факты. Столкнулась и отшатнулась, потому что как раз на носу у плодовитого писателя сидела внушительная бородавка с кустиком иссиня-черных волосков, которые он, видимо, регулярно подстригал.

Вообще, если говорить о внешности г-на Мнушкина, то собственными усилиями, если можно так выразиться, он «подгонял» ее под внешность великого поэта нашего – гениального и всенародно любимого Александра Сергеевича Пушкина. Что он только не делал, чтобы быть на него похожим! Даже на шестимесячную завивку ради этого сподобился! Мне Кронский рассказывал, что как-то совершенно случайно столкнулся с романистом в парикмахерской – «лучший человек нашего времени» пришел стрижку подправить, а навстречу ему Мнушкин из женского зала с колпаком на голове.

Одевался он соответственно – на голове цилиндр...

Как только увижу этот его цилиндр, мне сразу вспоминается наш с мамой поход в Нижнетагильский драматический театр (мы гостили на Урале у одной мамашиной подруги, когда я еще совсем ребенком была). Актеры из Магнитогорска давали шутку в одном действии А.П. Чехова «Медведь». Играли так вдохновенно – на полную катушку выкладывались! Я и думать обо всем забыла – на сцену смотрю, открыв рот, и вдруг артист, игравший Григория Степановича Смирнова, в творческом экстазе, напрочь забыв о том, что рядом с собой, на скамейку, минут пять назад свой цилиндр положил, как закричит: «Ах, как я зол! Так зол, что, кажется, весь свет стер бы в порошок... Даже дурно делается...» да как хлопнет по цилиндру – в зале хохот, на сцене пыль столбом, будто зажигалку бросили, партнерша чихает – короче, сорвалась шутка. А родительница моя, сотрясаясь от смеха, наклонилась и в ухо мне шепчет:

– И где только они эту шляпу откопали?!

Вот и я, как увижу г-на Мнушкина, всегда тем же вопросом мучаюсь – откуда, ну откуда он взял этот цилиндр? И кажется мне, что в нем столько же пыли, сколько в том, по которому магнитогорский актер хлопнул в порыве страстной игры своей.

Сразу доведу образ Маркела Маркеловича до конца, а то потом все детали растеряются и рассыплется Маркел Маркелович яко пепел.

Надо заметить, что цилиндр, помимо того, что придавал некоторое отдаленное сходство с величайшим поэтом всех времен и народов, добавлял низкорослому романисту добрых пятнадцать сантиметров плюс каблуки на ботинках сантиметров семь (никак не меньше), подбитые не одной набойкой, а пятью-шестью, причем последняя (та, что к земле-матушке ближе) – стальная. Так, если послышится цоканье лошадиных подков – наверняка г-н Мнушкин где-то рядом.