Читать книгу "Теннис на футбольном поле. Молдавский навес, английский удар - Тони Хоукс"

Как, должно быть, скудна и однообразна их жизнь, раз уж происходящее на поле казалось им захватывающим. На деле же это был один из худших футбольных матчей, которые я когда-либо видел.

К середине игры счет оставался 0:0, и ни одного из вратарей не беспокоили, разве что изредка пасовали назад. Когда игроки побрели с поля пообщаться с тренером в перерыве («Слушайте, ради бога – играйте лучше!»), я заметил, что президент «Зимбру», с которым мы разговаривали в начале недели, за ними в раздевалку не пошел.

– Пошли пообщаемся, – предложил я Юлиану.

– Думаешь, стоит? Мне кажется, он не захочет разговаривать прямо сейчас.

– Ну, есть только один способ это выяснить.

– Я не знаю, он выглядит раздосадованным.

– Давай же, Юлиан. Я никогда не выиграю это пари, если буду все делать наполовину.

Юлиан, который даже в лучшие дни был человеком, который все делал на четверть, неохотно пошел за мной к боковой линии поля, где стоял Николай Черный, и спросил, нельзя ли мне встретиться с игроками после матча. Президент ответил, что запросто, и эти новости подняли мое настроение на вторую половину игры.

Как объяснил Юлиан, «Зимбру» означает «Зебра». Естественно, потому команда и играла в полосатой форме – желтые и зеленые полосы. Яркий момент второй половины матча возник, когда защитник «Олимпии» из Бельцев ударил по мячу, и бутса слетела с его ноги. Это могло бы показаться забавным, не будь я настолько изможденным, утомленным и раздраженным из-за того, что «Зимбру» никак не может забить. Нулевая ничья станет для меня катастрофой, так как игроки, которые должны были с легкостью выиграть, наверняка расстроятся и не захотят ни с кем общаться.

Свисток судьи ознаменовал окончание матча. Нулевая ничья. Мы с Юлианом побрели к боковой линии, и Николай Черный сказал, что футболисты, ожидавшие легкой победы, расстроены и не желают общаться. Похоже, сегодня вечером мне не удастся посидеть в одном из баров веселого городка Кишинева с Тестимициану, Митеревым, Ребежей, Романенко или Фистиканом.

Я убедил Юлиана послоняться вокруг тренера «Зимбру» в надежде завести разговор с одним из футболистов после того, как они примут душ, переоденутся и получат хорошую словесную трепку. Я вился вокруг Юлиана, уговаривая его остановить игроков и представить меня. На его лице была написана история о парне, который работал на другого парня, у которого съехала крыша, но который платил первому, и поэтому второму приходилось потакать. Нам удалось перехватить одного футболиста с бритой головой, и он оказался одним из тех, кто был мне нужен – Ионом Тестимициану. Юлиан обратился к нему на румынском и показал на меня, видимо, представляя. Разумеется, он вполне мог сказать:

– Слушай, извини, пожалуйста, но этот парень платит мне тридцать долларов в день, чтобы я надоедал футболистам. Просто пожми ему руку, и я обещаю, что тут же уведу его прочь с твоих глаз.

Я подошел и пожал Тестимициану руку. Он выглядел так, будто вот-вот расплачется. Должно быть, беседа после матча была жесткой. Футбольные тренеры, очевидно, во всем мире одинаковы. После того как их игроки дали маху, они мотивируют их на следующую игру словами о том, что футболисты – ленивые и бездарные куски дерьма. То, что это помогает, кое-что говорит о футболистах.

– Вы получили мою футболку из Уимблдона? – спросил я у изнеможенного на вид Тестимициану.

Уставший футболист завел долгую речь, которая звучала не слишком радостно. В чем проблема? Ему не подошел размер XL? Наконец замолчав, он отвернулся и, даже не попрощавшись, отошел в сторонку.

– Что он сказал? – спросил я Юлиана.

– Что устал.

И все? Знаю, я не специалист в румынском, но как мог Тестимициану столько говорить, только чтобы сообщить о своей усталости? Либо Тестимициану – мастер поразглагольствовать, либо Юлиан переутомился. Но когда он успел переутомиться? Может, он спасал меня от жестокой правды слов Тестимициану, чтобы мой угасающий оптимизм не получил новый удар?

– Поехали домой, – сказал я, оценив всеобщее похоронное настроение.

Все были подавлены – и Тестимициану, и Юлиан, и я сам. Делать нам здесь было нечего. Когда тренер «Зимбру» уехал, мы снова забились в машину Юры и протряслись час обратной дороги до Кишинева. Весело.

Въезд в столицу Молдовы обозначают так называемые «Ворота Кишинева». Но это, к моему разочарованию, не древние ворота, а, скорее, две высокие треугольные многоэтажки по обе стороны главного шоссе, ведущего в город. Возможно, не слишком красивые, но внушительные. Я попросил Юру ехать помедленнее, чтобы я мог снять дома на видео для потомков, и он радостно согласился, хотя, как я заметил, продолжал ехать по левой полосе. Через мгновение за нами прозвучал гудок. Видя, что я еще снимаю, Юра не прибавлял скорость, несмотря на громкие протесты позади.

– Все в порядке, Юра, я закончил съемку, – сказал я, не желая стать свидетелем последствий дорожных разборок в Молдове.

Но я опоздал. Новехонький темно-синий «мерседес» поравнялся с нами, и человек на пассажирском сиденье начал осыпать Юру ругательствами. По крайней мере, я предположил, что это была ругань – не похоже, что он спрашивал, который час.

– О нет, это плохо, – занервничав, произнес Юлиан.

– Почему?

– Этот парень хорошо известен – очень влиятельный человек. Его прозвали «Телевизор».

– Почему?

– Потому что все знают, что он разбил свою машину, когда смотрел в ней телевизор.

Вероятно, молдавские мыльные оперы требуют неотрывного внимания. Думаю, Телевизора могло бы утешить, что после происшествия он увидел себя в новостях. «Смотрите! Это я! Меня вырезают из той машины!»

Так или иначе, что бы он ни смотрел сейчас, это точно не успокаивало нервы. Интересно, он подвержен влиянию экрана? Если да, остается лишь молиться, чтобы он не был поглощен просмотром фильма об автогонках с перестрелками.

– Он псих, – застонал Юлиан. – Он пытается заставить нас съехать с дороги.

И правда. Синий «мерседес» продолжал нас подрезать, а Телевизор неистово размахивал руками, указывая на обочину.

– Мне кажется, Юлиан, он хочет, чтобы мы остановились, – сказал я как можно спокойнее.

– Согласен. Этого он и хочет, – ответил бледный, как смерть, Юлиан. – И, думаю, мы должны остановиться.

Юлиан попросил Юру притормозить, и синий «мерседес» остановился перед нами, из него вышли Телевизор и еще один человек в костюме; и они, как дорожная полиция, подошли к нашей машине. В уме проносились варианты развития событий, которые могли ожидать нас в ближайшие несколько минут. Ни один из них не предполагал, что нас пригласят на чашку чая с печеньем.

Взволнованному Юре приказали выйти из машины, и он благоразумно подчинился. Телевизор прочел ему пятиминутную лекцию, тему которой легко можно было угадать и которая, видимо, включала список негативных последствий, уготованных нашему водителю, если он не извинится за свое тупое поведение. Юра робко кивал на каждое слово. Очень правильно, подумал я. Нет никакого смысла вступать в длительные споры по поводу уточнения разделов правил дорожного движения с этим типом – широкоплечим и не слишком доброжелательным на вид. Беда этого Телевизора состояла в том, что, если тебе не нравилось зрелище, ты не мог просто переключить канал: «Довольно гангстерских фильмов, я лучше посмотрю спокойный документальный фильм о животных».