Читать книгу "Мне тебя надо - Анна Бабяшкина"

Если ты реально хочешь поговорить об этом и тебе надо моего совета, то я бы рекомендовал тебе не думать, что любовь — это такой редкий и малодоступный вид наркотика, который стоит добыть, чтобы получить интересный trip. Если тебя действительно просто интересуют новые запредельные впечатления, то лучше найди себе хорошего дилера. Ну или сходи на тайский массаж. Тоже переживания.

А еще лучше: покажи это письмо своему парню. Думаю, эта выходка обеспечит тебя очень нетривиальными эмоциями. Это будет тоже неслабый trip. Ха-ха. Можно, конечно, еще попробовать перестать искать любви для себя. Перестать думать о том, что любовь должна дать тебе. А подумать о том, что ты можешь дать ей и ему, тому, кого ты пытаешься полюбить. Но это, конечно, сильно устаревший путь. Пока-пока!»

Не перечитывая, откинул Камилке письмо и завис над пустым окошком сообщения Олесе. Пока я вспоминал те слова, которые сами собой звучали у меня в голове на палубе теплохода Самара — Казань, а сейчас вдруг утихли, в почту упали еще два письма. Одно от Лены и одно от Кати. Я почему-то надеялся, что где два, там и три и что сейчас ко мне прилетит третье послание — от Олеси. Магия цифры «три» должна сработать! Я снова и снова нажимал на кнопку «обновить». И третье сообщение действительно упало! Внутри радостно подпрыгнуло. Но это была цедулька от Тамары. Я сдался. Закрыл все окна, не читая пришедших мне букв. Так и не написав того самого письма. И уснул.

В понедельник я смотрел в диаграммы Гантта и все еще пытался вспомнить те слова, которые вчера казались мне единственно верными и спасительными. Когда же они выветрились у меня из головы? В такси? В лифте? Почему я не записал их сразу? Мне казалось, что, пока я плыл вверх по Волге, вода сама подсказала мне волшебное заклинание, которым можно расколдовать кого угодно, даже Таньку. Хотя ее я и не собирался расколдовывать. Эти слова надо было написать Олесе. Но слова исчезли. Я пялился на ганттовские схемы и понимал, что сегодня это точно бессмысленно. Я не здесь. Соврал, что отравился, и вернулся в отель. Я вспомнил, что на последнем этаже моего отеля — бассейн. Я надеялся, что когда я снова погружусь в воду, то слова вернутся.

Я завис в воде, глядя на садящееся за горизонт солнце. Город с его крестами и полумесяцами лежал как на ладони. Над ним висел сливочно-желтый шар. Теплый. Настоящий.

В этот момент меня торкнуло! Я вспомнил!!! Я набросился на девчонку на ресепшен бассейна и срочно потребовал у нее карандаш и бумагу. Она посмотрела на меня с опаской, но выполнила просьбу. Все-таки это лучшая гостиница в городе.

Я положил бумагу на бортик бассейна, аккуратно опустился в воду, не забрызгав листок, и, продолжая удерживать солнце в поле зрения, начал писать. Я вспомнил идею, которая пришла мне в голову на Волге: Олесе надо написать так, как будто я по-настоящему ее люблю. И нисколько не сомневаюсь в этом. И в том, что мы должны быть вместе. Что мы нужны друг другу. Написать не так, будто я завишу от нее. Или вожделею. Или играю. Или самоутверждаюсь. Это было самое странное письмо в моей жизни.

Откуда я знал, как написать такое письмо? Все просто: я написал то, что хотел хотя бы однажды прочитать в письме к себе. Понятно, что мне-то такое письмо вряд ли кто напишет. Но я бы хотел, чтобы меня кто-нибудь так любил. Пожалуй, человеку, который смог бы полюбить меня так, я бы простил все. Не факт, что я бы смог полюбить в ответ. Но точно этот человек занял бы в моем сердце особое место.

Я хотел, чтобы меня любили немножечко как Бога. Не в том смысле, что уповали бы на меня и требовали чудес. Но ждали бы. Меня привлекает тот аспект любви к Богу, что ему доверяют, в него верят, его любят, даже когда он посылает страдания и причиняет боль. Это испытания. Даже когда он рушит все, в него верят и ему доверяются. В нем не сомневаются. Даже тут про него знают: на самом деле он хороший. Даже когда его не понимают, с ним остаются рядом. От него не отрекаются.

Я хотел, чтобы во мне видели частичку божественного. (Только не подумайте, что я верующий. Нет. Я просто не полный атеист.) Конечно, мне хотелось бы нравиться на чисто физическом уровне и казаться красивым. Да, мне хотелось бы производить впечатление своими профессиональными достижениями, чувством юмора. Но все это настолько преходящее, легко утрачиваемое, неверное…

Я хотел человека, очарованного до беспамятства мною. Но не моим телом, мозгом и т. д. (хотя это все и казалось бы ей притягательным), но видевшего бы во мне нечто бо́льшее и вечное. Целую вселенную. Я хотел, чтобы во мне рассмотрели не просто кусок качественного мяса с правильными электрическими импульсами внутри, а воспринимали бы меня как часть божественного замысла. Потому что мне самому хотелось бы, чтобы так было. В глубине души я так себя и ощущаю. Но мне не хватает внешних подтверждений тому. Я хотел, чтобы кто-то другой дал мне эти подтверждения своей любовью. Чтобы кто-то любил меня так, как будто без меня этот мир невозможен.

Но так меня никто не любил. Да я и сам так никого не любил, если по-чеснаку. Это идеальная проекция. Но желание-то остается. Наверное, поэтому я и затеял весь этот эксперимент с применением сектантских технологий на отдельно взятом человеке. То есть на Олесе.

Я поднялся в номер и через «Мамбу» отправил свое некороткое сочинение несколькими порциями. Ее не было в он-лайне. И я был готов к тому, что сразу она не ответит. Но она не ответила и во вторник, и в среду. Время работало против меня. Я решил не тянуть резину и позвонил ей на работу. Я помнил, в каком отделении банка она работает, и легко нашел телефон.

— Я понимаю, что ты сейчас на работе и не можешь разговаривать, — сказал я. — Но нам очень нужно поговорить. Включи вечером мой мобильник. Пожалуйста.

— Хорошо, — коротко ответила она. Ей действительно неудобно было препираться по телефону на рабочем месте.

Видимо, я был достаточно убедителен — когда после работы я набрал знакомый номер, пошли длинные гудки. Олеся ответила.

— Ты молодец, — похвалил я ее. — Я тебя зауважал еще больше, чем прежде. Девяносто девять процентов девчонок, если бы у них появился другой мужик, продолжили бы морочить мне голову, пользуясь тем, что я далеко. Ты не такая. Ты цельная. У тебя все по-настоящему.

— Странно, что для тебя это важно, — недоверчиво удивилась она.

— Конечно, важно. Потому что теперь я не сомневаюсь, что, когда ты скажешь, что ты со мной, ты будешь именно со мной. Не чуть-чуть, не на тридцать процентов, не между делом, а полностью со мной.

— Так уже было, я была полностью с тобой. И я не заметила, что ты это ценил.

— Я ценил это. И не только это. Просто не очень-то показывал.

— Почему?

— Потому что не умею и боюсь показывать свои чувства, — соврал я, — иногда с девчонками работает казаться более слабым и глуповатым, чем ты есть на самом деле.

— А теперь что? Ты чему-то научился за пару дней и стал смелее? — Мне послышалось в ее голосе, что она улыбается.