Читать книгу "Там, где нас есть - Борис Мещеряков"

Не говорить же им: отстаньте, отстаньте, отстаньте? Работа пошла кувырком, в животе ком грибов и портвейна, засыпаешь на него сверху столовские макароны, заливаешь компотом. Тоска.

А после работы мы с Серегой, Левитманом, Николаевым с третьего этажа, отставным летчиком, и седым молчаливым Гладуном, не сговариваясь специально, а по словам Левитмана «Ну, по пивку?», направимся в сторону пивного киоска и там будем грузить в развесистые мальчишеские уши увязавшемуся за нами практиканту Леньке, не достигшему пока призывного возраста, солдатские байки разных времен и родов войск. А Гладун ничего не будет рассказывать, будет только изредка встревать в разговор, обращаясь к Леньке: «Сынок, тебе дома-то не попадет?..»

С нами нет Галины Игнатьевны, подполковника медицинской службы, ее никто не поздравлял, никто почти не знает, что, когда-то повоевав в жаркой Африке, она пошла в Политех уже сильно взрослой, чтоб впредь не иметь отношения к войне, и много лет она у нас главный инженер проекта. Ее сын мой приятель, я знаю. Вечером, вспомнив, звоню, поздравляю, отвечает: спасибо, гори б оно все…

Ну все, обязательная праздничная программа отработана на ближайший год, в течение которого мы, главным образом, сдержанно здороваемся, а Галина нас периодически вздрючивает за раздолбайство. Кроме Гладуна, которого вздрючивать за раздолбайство имеет право только главный инженер да и еще директор. А Николаева не за что вздрючивать, он четкий, как швейцарские часы.

Всем спасибо. Скоро весна, неотвратимая как дембель.

Все ж мы люди не совсем конченые…

Посвящается моему другу Шуре Чернову,

врачу-реаниматологу, полярнику и альпинисту,

обладателю множества талантов, в жизни никому плохого

не сделавшему, прожившему и погибшему быстро и ярко.

Да будут ему пухом кавказские камни.

Есть вещи, которые люди совершают не для достижения результата, не в связи с железной необходимостью и не потому, что любят их совершать. А для того, чтоб на собственном примере продемонстрировать самим себе безграничность человеческих стремлений. Способность оторваться от рутины и воспарить духом к необязательному и оттого прекрасному.

К таким свершениям относятся восхождения благополучных клерков на Монблан и Эверест, ежедневное бритье нищего бомжа и попытки прибраться в общажной комнате на четыре персоны.

Известно, во что могут превратить свое местообитание четыре незамороченных на бытовых удобствах мужчины, если они студенты, если они студенты-геологи, если они студенты-геологи на последнем курсе, если они студенты-геологи на последнем курсе, склонные к употреблению напитков различной крепости. И они не только могут, но и превращают свое жилье в помесь общего вагона дальнего следования с мастерской безумного художника. Зрелище это отталкивающее, но, безусловно, красочное и не лишенное своеобразной прелести.

Несколько деталей.

На подоконнике, среди геологических карт и петрографических схем, полускрытый кусками оберточной бумаги и старых газет, стоит чайник, из носика которого растет лимонное дерево, самозародившееся из лимонного зернышка пару лет назад в результате забытия выполоскать из чайника оставшуюся заварку.

Комната загромождена стульями, как собственными, так и принесенными из разных мест, на которых Сидор (Леха Сидоров) удачно расположил геологические образцы согласно имеющейся на стене, рядом с Сидоровой койкой, карте геологического района в некоем отдаленном месте, по которому Сидор вскоре думает защитить диплом.

У одной из стен стоит кровать Кузи (Витьки Кузмина), слегка отодвинутая, поскольку Кузя затеял что-то вытащить из имеющегося под ней чемодана, да передумал, на пути к чемодану обнаружив кусок газеты, когда-то служившей оберткой для учебника с интересной, по мнению Кузи, заметкой, кою он, расположившись на кровати поперек, сейчас и читает, глубокомысленно поводя бровями и издавая нечленораздельные, но одобрительные звуки.

Если поднять глаза, можно увидеть, как к потолочному светильнику, выполненному из разрезанной консервной банки, проволокой прикручена тульская мелкокалиберная винтовка, принадлежащая временно отсутствующему Фигуре (Серега Безруков). Фигура с Мальком (Рома Байраков) на свадьбе у общего нашего приятеля и в уборке участия не принимают. Еще в комнате находится случайно заглянувший в гости с бутылкой «Агдама» Борух, видевший эту комнату и в лучшие дни.

Уборка начинается случайно, как и все великие события.

— Кузя, — спрашивает Борух, — чего кровать-то отодвинул?

Именно в этот момент к реальности пробуждается лежащий на койке в другом углу Сидор, до этого тупо пялившийся поочередно то на какую-то каменюку в руке, то на висящую поблизости карту и находящийся в совершенном отрыве от нашего мира.

— Да мы, ващета, прибраться думали, — заявляет Сидор ни с того ни с сего. Ведь явно ж, минуту назад никакой уборки не имелось даже в дальней перспективе.

От неожиданности Кузя перестает читать свой обрывок газеты, и на его лице отражается немыслимой силы борьба двух желаний. Одно из которых спросить у Сидора, не спятил ли он, объявив уборку в такой момент, когда на дворе суббота и на пороге Борух с гостевой бутылкой, а другое — посмотреть, насколько серьезных результатов можно добиться на переломе истории.

— Да, — с просветлевшим взглядом и более уверенным голосом продолжил Сидор. — И на прошлой неделе думали прибраться, и вообще…

При слове «вообще» он сделал широкий экскурсоводский жест рукой, как бы приглашая насладиться имеющимся великолепием. Оно внушало. Кузя автоматически повел взглядом за движением Сидора и устыдился своей неприверженности к периодическим уборкам. Сидор, между прочим, был старостой этажа и вообще геологом в авторитете, поскольку происходил из славной магаданской династии потомственных «золотарей» (это такие геологи, занятые поиском и разработкой золотых месторождений, а вовсе не то, что вы подумали), а не поступил в университет, как многие, от сохи и станка.

— Ну, прибираться так прибираться, — слезая с кровати, сокрушенно согласился Кузя, человек вообще-то незлой и склонный к поддержке внезапных решений старших товарищей.

Впрочем, обрывок газеты в мусорную коробку из-под телевизора не бросил, а, заботливо свернув несколько раз, запихал в задний карман штанов от противоэнцефалитного костюма.

— Обросли, понимаешь, бытом и грязью, — брезгливо оглядываясь, заключил Сидор. Обратился к Боруху — Ну, раз ты уже здесь, помоги уж чем.

Борух и не думал, что получится отвертеться, да и, сознавая свою роль последней капли с его дурацким вопросом про Кузину кровать, даже почувствовал некоторое облегчение. Люди всегда испытывают облегчение, загремев в ими самими приведенные в движение жернова Истории.

Сидор тоже сполз с кровати, с видимым отвращением пристроил каменюку рядом с подушкой и отправился в сануголок за ведрами, швабрами и тряпками. Надо сказать, что, за редкостью влажных уборок в этой части общаги, их запас в сануголке не переводился.