Читать книгу "Зеркало Велеса - Александр Прозоров"

Андрей промолчал. Все его воспитание восставало против того, чтобы делить людей на рабов и хозяев. Но он не знал, как возразить словам боярина Василия Ярославовича Лисьина.

— Что до холопов, — продолжил «отец», — то и они сами свой удел выбрали. В душе они воины, защитники, владетели. Да не хватает им терпения владения свои найти, не хватает родства али серебра оружие и броню купить. Ленивы они часто али глупы и не ведают, как стремления свои определить. Рабами быть не желают — но среди бояр места добыть не способны. Посему приходят они к нам и говорят: купи мою жизнь, боярин. Купи живот и кровь мою. Вместе будем землю оборонять, которой ты владеешь. Платишь ты им звонкое серебро, а опосля они вместе с тобой в сечу идут, наравне с тобой голову под мечи подставляют. Теперь тебе понятно, сын? Холоп тебя барчуком али Андреем кликнуть оттого право имеет, что завтра, может, ему под рогатину кидаться достанется, тебя спасая. А смерд, пока ты дерешься, в лесу али подвале отсиживаться будет. И для него ты — Андрей Васильевич!.. Чего примолк, дитятко мое?

Звереву очень хотелось возразить, но он никак не находил нужных слов. Вспоминались крестьяне, что убегали от хозяев на свободные земли. Но ведь так и выходило, что не владели они своей землей. Не защищали — убегали, чуть что грозило. Вот казаки — защищали. Так они никогда ни рабами, ни крепостными и не были. Даже налогов, помнится, не платили. Заместо этого — службу несли. Собственно, такие же бояре, как Лисьин, и получались. Только малоземельные.

— А вот псковичи, отец. Ты обмолвился, они завсегда подраться готовы — ты с собой какую-то ватагу, кажется, подговорил. Они как — владеют кем-то, или это ими владеют?

— Это скобари, что ли? А ты видел, как они живут? Власти никакой не признают, как чего хочется — толпой сбираются да орут до хрипоты. Вече называется. Не бояре, конечно, бестолковы сильно. Но и не рабы.

«Все, — понял Андрей. — Нокаут». Других аргументов он придумать не смог.

— Смотри, косуля!

Из кустарника выскочило коричневое существо размером всего втрое больше зайца, с острой мордочкой и маленькими рожками и помчалось влево от всадников, к широкому кочковатому полю, на котором торчали отдельные куцые деревца.

— Ты чего, сын? — выждав пару минут, поинтересовался боярин. — Косуля! Или ты оленины не ешь?

— Ой-ё-о… — за разговором Андрей как-то забыл, что он на охоте, а не на сайте на научном диспуте. — Пош-шел!

Косуля времени зря не теряла и успела устрекотать почти на полкилометра. Правда, и скакун Андрея отдышался, так что в галоп перешел легко и теперь стремительно сокращал дистанцию.

Вот уже до белого пятнышка под торчащим хвостиком четыреста метров. Вот уже триста… Двести…

— Стой!!! Стой!!! Сто-о-ой! Барчук, стой! Стой, барчук!

Уже сто метров. Всего ничего!

— Сто-о-о-о-ой! Стой, Андрей!!! Ба-а-рчу-у-к!

Зверев оглянулся и увидел, что позади, метрах в трехстах, мчатся двое холопов, Пахом и даже боярин.

— Сто-о-ой!

Не понимая, что происходит, он все же натянул поводья, переходя на шаг.

— Стой! — вырвался вперед красный, как рак, Пахом. — Стой, барчук, топь там дальше! Провалишься!

После такого предупреждения Андрей, естественно, повернул коня, остановился. Глянул на болото. Легконогая косуля весом от силы килограммов десять бодро прыгала через кочки, то ли не зная о топи, то ли уверенная в своей безопасности. Она же не конь со всадником — пройдет.

Добыча, до которой он уже почти дотянулся, нахально уходила все дальше. Сердце барчука кольнула острая обида — и руки сами собой скользнули назад, рванули крышки саадака. Лук, стрела… Косуля ухолила почти по прямой, от него к горизонту, так что упреждение ни к чему. Расстояние — метров двести-двести пятьдесят. Ерунда.

Он зацепил кольцом большого пальца струну тетивы, поставил комель в кулак, не отрывая взгляда от дичи, облизнул враз пересохшие губы, застыл, сливаясь с движениями цели. А потом резко выпрямил левую руку, одновременно оттягивая правую к уху.

Т-теиь! — струна больно ударила по запястью, на которое он не удосужился надеть браслет. Косуля ушла куда-то вниз, оставив на виду только рожки.

— Мимо… — холодной волной окатило тело разочарование.

И тут зверек неожиданно подпрыгнул, решив перемахнуть какую-то кочку. Стремительный штрих, рассекавший воздух, достиг ее тела, рывком швырнул вперед — косуля рухнула на снег, привстала, упала снова и больше уже не шелохнулась.

Андрей опустил лук и коротко выдохнул:

— Есть!

— Я достану! — тут же предупредил нагнавший его Белый. — Сам не ходи. Сейчас, слеги срежу и вернусь… Куда же тебя понесло, барчук? Это же Суриковская вязь! Топь бездонная! Забыл?

— Так ведь зима же, Пахом. Замерзло все.

— Суриковская вязь, барчук! Она никогда не замерзает, в самые лютые холода парит. А где не парит, там завсегда все и проваливаются. Болотник, вестимо, здесь обитает. И навки зловредные. А може, ключи теплые бьют. Уж сколько народа тут сгинуло — не счесть! Видишь, где деревца — там человеку встать еще можно. А где тишь да гладь, туда и смотреть боязно. Везде топи. О прошлом веке, сказывают, зимой гать в сторону княжеской усадьбы положить пытались — так даже гать в болото ушла, и смердов трое утопло. А морозы трескучие стояли, иначе и не посмел бы никто.

— Давненько я таких выстрелов не видел, сын, — нагнал их Василий Ярославович. — Давно… Тут ведь сажен полтораста было, не менее. Да, такую удаль и при великокняжеском дворе показать не зазорно. Медведя задавить любой увалень способен, а вот за полтораста сажен косулю в прыжке подловить… Да, сын, пора тебе в новики бриться. Достоин!

Пятый крест

В поход с Василием Ярославовичем отправилось тридцать холопов, пять саней и больше полусотни коней — три десятка под седлами и еще столько же заводных, что шли вовсе налегке. Весь груз — мешок с морожеными половинками куриц, еще такой же с судаками, несколько сумок овса и запас крупы — поместился на санях. Да и те все равно оказались почти пустыми.

Проводы были короткими. Боярыня всплакнула на крыльце, по очереди поцеловала Андрея и мужа, перекрестила их и закрыла лицо ладонями. Холопы в это время уже выезжали за ворота. Хозяева поднялись в седло и двинулись следом.

Тропить снежный наст путники не стали — свернули за воротами к реке, скатились на лед и двинулись вниз по течению. По узенькой речушке ехать приходилось по одному, а сани едва вмещались от берега до берега. Но уже через два часа пути, верст через десять, путь реке преградила наезженная дорога метров десяти шириной. Река нырнула под бревенчатый мост, а путники выбрались на тракт и повернули налево. Теперь холопы сомкнулись по двое в ряд, разбившись по полтора десятка, впереди и за санями, и отряд сразу обрел внушительность: поблескивали вскинутые к небу наконечники рогатин, грозно свисали с ремней сабли, многозначительно покачивались на боках коней щиты.