Читать книгу "Дина. Дар змеи - Лене Каабербол"

— Не знаю, — задумчиво произнес Нико. — Но стоило бы разузнать, прежде чем остальные в Глинистом будут судить столь же поспешно, как и ты!

— У нас нет времени валяться и выслеживать воров! — произнес я. — Нужно работать.

— Да, да! — пробормотал Нико, и видно было, что мысли его витают где-то уже совсем в другом месте. — Полагаю, мне надо повнимательней выслушивать моих маленьких школяров.

Медянка

Роза долгое время была вспыльчива и ядовита. Назавтра, когда я в полдень заделывал дыру на крыше курятника, я услышал, как она кричит Дине с делянки, где сеяли бобы:

— Может, ты тоже думаешь, что мы с Лайкой воруем?

— Нет, я…

— Хороша. Ты — настоящая подруга!

Роза, медленно шагая, завернула за угол. В глазах ее стояли злые слезы. Она окинула меня взглядом, который едва не заставил меня свалиться мертвым с крыши курятника, и исчезла в лесу.

— Вовсе я так не думала! — закричала Дина.

Она тоже свернула за угол, и вид у нее был ни капельки не веселее, чем у Розы.

— Что ты ей сказала? — спросил я.

— Да ничего! — ответила Дина. — Только чтобы она хорошенько приглядывала за Лайкой.

— И совсем не Лайка таскала кур.

— Я знаю! И не это имела в виду!

— А что ж тогда?

— То, чтоб она хорошенько присматривала, как бы Лайка не попала в беду.

Голос Дины звучал все слабее и слабее, а последние слова напоминали скорее шепот.

— Но почему же? Лайка не какая-нибудь бродячая собачонка…

Дина не вымолвила больше ни слова. Она лишь вернулась обратно и продолжала лущить бобы. Покачав головой, я попытался покрепче затолкать пригоршню соломы в дыру, чтобы не наделать дыр больше, чем уже залатал. Мне показалось, что Дина вела себя, мягко говоря, странно. Что приключилось с девочкой?

Нога моя соскользнула и проехалась прямо по крыше, чуть ли не в дыру. Проклятье! Взорвать бы весь этот несчастный курятник и выстроить новый!

— Дина! — позвала мама. — Нет ли нынче свежих яиц?

— Не знаю!

— Тогда погляди!

Голос матери прозвучал чуть раздраженно, потому что собирать яйца в курятнике должна была Дина.

Дина вышла на двор. Она вытащила ведро воды из колодца и смыла шелуху от стручков с рук. А потом вошла в курятник, вообще не взглянув на меня. Ну что ж, я ведь ей всего-навсего брат. Куры, яйца и все прочее куда важнее.

Она оставалась там ужасно долго. Так долго, что мне стало любопытно, и я улегся на крыше так, что смог заглянуть в дыру, которую как раз латал.

Дина стояла, держа что-то в руках. Яйцо! Но яйцо вовсе не куриное. Это было разрисовано и все в черных и красных завитушках. Дина взялась за верхушку и донышко яйца и дернула вверх и вниз… Яйцо распалось как раз посредине. Должно быть, оно было сделано из дерева или из металла, либо из чего-то другого в том же роде. А внутри лежал маленький клочок бумаги…

Теперь мне стало любопытно уже всерьез. Кто посылал письма Дине с такой яичной почтой? Неужто у нее появился воздыхатель? Может, поэтому она и была в последнее время такой странной со всем своим молчанием, угрюмыми взглядами и болью в животе? Но если она и влюблена, то не похоже, что это особо радует ее.

Дина развернула письмецо и начала его читать. Потом, внезапно швырнув его и яйцо, заплакала.

Я, скатившись с крыши, спрыгнул в траву и отворил дверь в курятник. Дина, испуганно глянув на меня, потянулась за письмецом, что валялось на земляном полу. Я опередил ее. «Дина! Я не желаю пугать тебя», — прочитал я. Но я не успел дальше сложить слова по слогам, как Дина вырвала бумажку у меня из пальцев.

— Отдай мне его, — сказал я и протянул руку.

Она покачала головой.

— Это не твое дело!

— Нет, мое! Я тебе брат, и если ты любишься тут с каким-нибудь мальчишкой-молокососом из селения…

Она поглядела на меня с каким-то странным выражением лица.

— Если я и занимаюсь этим, — медленно выговорила она, — это мое дело….

— Не тогда, когда он заставляет тебя плакать!

Она открыла было рот, но тут же закрыла его. Похоже, слезы прекратились так же внезапно, как начались. Положив руку мне на грудь, она слегка похлопала меня, словно Лайку, которую она, бывало, почесывала за ушком.

— Порой ты и вправду бываешь жутко милым, — сказала она.

И покуда я по-прежнему, застыв на месте, размышлял, как понимать ее последние слова, она проскользнула мимо меня, швырнув по пути письмецо в колодец.

— Сегодня ни одного яйца нет! — крикнула она матери.

Я поднял размалеванное яйцо. Оно было совсем легкое, так что никак не могло быть деревянным, но я не знал, из чего же оно сделано. Я снова составил вместе обе половинки.

Теперь я увидел, что там были не только завитки, но и какое-то животное — не то морская змея, не то дракон. Яйцо мерцало маслянистым блеском, словно рисунок еще не высох. Оно казалось красивым и причудливым, совсем не похожим на то, что мог бы сделать мальчишка из здешнего селения. А к тому же, разве не чудно начинать так любовное послание? «Я не хочу пугать тебя». Я, по правде говоря, еще не был горазд писать любовные послания. Но если бы мне пришлось посылать письмо девочке, я бы так начинать его не захотел.

— Дина! — пробормотал я. — Во что же ты вляпалась?

Невеселый ужин был у нас в тот вечер. К нам как раз пришел в это время кузнец, чтобы вернуть Вороную. Он сказал, что все-таки не смог ее продать. Но, говоря это, он не поднимал глаз и вообще не смотрел в сторону матушки.

— Ничего, — молвила она. — Тогда придется нам самим попытаться…

Он кивнул.

— Это хорошая кобылка, — похвалил он. — Может, вам стоит продать ее в Ткацкое или же чуть подальше к югу. Пожалуй, там найдется немало охотников на такую хорошую лошадку.

«Ну, не в Глинистое же, — подумал я. — Неужто это все из-за призраков украденных кур?»

Кузнец ушел, а мы сели за сколоченный мною стол. Хлеб и крапивный сун на ужин! Я был близок к тому, чтобы пожелать: пусть бы мы были теми, кто украл кур или паштет. Из мясного у нас теперь оставались добытые мной кролики. Дина сидела бледная и лишь ковыряла в миске, а у Розы по-прежнему было такое выражение лица, что казалось: вот-вот грянет гром.

— Нам что, никак не избавиться от кислых физиономий? — в конце концов спросила мама. — Так или иначе, продадим эту лошадь. А селение раньше или позже настроится на иной лад, изменит свое мнение, если не само по себе, так когда поймают настоящего вора.

Нико откашлялся:

— Катрин. Ты не помнишь Катрин?