Читать книгу "Рефлекс убийцы - Оксана Обухова"

Неожиданное окончание пространной речи заставило Надежду Прохоровну удивленно поднять брови.

— Если бы не одно но, — продолжила Разольская. — Михаил обожал отца. Боготворил. Даже роман того с Аделаидой воспринял спокойно — в определенном возрасте мужчинам полезны свежие впечатления. — Генриетта отвернулась. — И этого я ему простить не смогла. Старые впечатления — ведь это, получалось, Инночка, его мать. Миша мог затаить на меня обиду, мог посчитать, что я к нему несправедлива, но убить — навряд ли. Все-таки я была лучшей подругой его матери.

Надежда Прохоровна посмотрела на далекую, через заснеженное поле, полоску леска, зябко поежилась:

— Ну, это бабушка надвое сказала — он к умирающей матери проститься не пришел.

— Согласна. Но отца он обожал, на его похоронах так рыдал, что пришлось отпаивать.

— А почему ты считаешь, что Терентия Богрова отравили? Почему валишь все смерти в одну кучу? Может быть, если исключить отравление Терентия и признать его смерть естественной, убийца остальных — его сын? Ведь, как я понимаю, отравление старшего Богрова не было доказано…

— Тогда Миша — больной на голову. Травил людей из любви к искусству.

— Любой предумышленный убийца на голову болен.

Я запуталась, Надежда, — отворачиваясь, призналась Разольская. — Если не считать Аделаиды, я обожаю всю нашу компанию… Мы столько лет вместе, все праздники отмечаем сообща… Летаем отдыхать… Кроме Терентия, я, никому не признавалась в подозрениях боялась разрушить коллектив, не хотела из-за одной сволочи подозревать хороших людей, они все, что у меня осталось… Со смертью Сережи эта эпоха закончилась… Он был «последним могиканином». Я соглашусь на продажу бизнеса и уеду в Новую Зеландию. Там живет моя стародавняя подруга, они с мужем каких-то особенных овец на ранчо разводят. После смерти Сережи меня ничто в России не держит. Пошло все к черту…

Надежда Прохоровна поражено потерла замерзший нос варежкой:

— А убийцу мужа тебе найти не хочется?

— Я устала. Заставлю себя думать — никакого отравителя нет, я все придумала.

— Но ведь убийство Михаила доказано! Значит, отравитель существует!

Разольская повернулась к Надежде Прохоровне всем телом, жестко посмотрела в глаза:

— Я постараюсь представить, что в прежних отравлениях виновен Михаил. Он наказал себя сам, значит, все закончено. Завтра приезжает нотариус, я умываю руки. — И гаркнула в сторону крыльца: — Сева! Забирай Арно!

Болезный Сева поскакал за собачонкой на полусогнутых.

За обедом Надежде Прохоровне было противно. На улице же стадо вовсе мерзопакостно.

Если бы сейчас ее попросили поставить подпись под освидетельствованием Генриетты Разольской, она бы таки признала ее сумасшедшей. В какой-то мере опасной для общества.

По совести сказать, выходя на прогулку, «опытная сыщица» Надежда Губкина собиралась предостеречь ненормальную богачку — пока не подписано новое завещание, будь бдительна! С огнем играешь.

Но, глядя в норковую спину удаляющейся Генриетты, подумала: такие сами напрашиваются. Просто-таки провоцируют по загривку треснуть!

И уж коль скоро столько лет прожила и не отравили — значит, навыки самообороны те еще.

Железобетонная сбрендившая бабка эта Генриетта Константиновна. И Сева с Арно всегда на стреме.

Даст Бог, продержат сутки круговую оборону. Пал Палыч Архипов тоже пока мышей ловит…

— Ну? И что нового рассказала вам Генриетта? — спрашивал Надежду Прохоровну вернувшийся с начальственного ковра Архипов.

— Да ничего! — сидя на стуле возле входной двери в номер, разозлено поправляя сбившийся после прогулки носок, говорила баба Надя. Малахольная она, Генриетта твоя! — Разогнулась, гневно посмотрела на Палыча. — Вот скажи ты мне, Паша. Бывает такое — пять минут человек нормальный, потом на твоих глазах в чокнутого превращается, а?

— Это риторический вопрос? — промямлил Палыч.

— Нет! Обыкновенный!

Баба Надя неловко встала со стула, потерла поясницу и пошла в гостиную, напиться воды из графина.

— Вот ты скажи, — продолжила уже с ополовиненным стаканом в руках, — как может человек болтать о бизнесе, словечками всякими умничать, а потом — я все придумала, уезжаю в Новую Зеландию овец пасти! А?!

— Это она вам так сказала? — недоумевал Архипов. — Что все придумала и уезжает в Новую Зеландию?

— Да! На ранчо идиотка собралась.

Начальник охраны, оставивший двух дам здраво беседующими о злодействах, и вправду растерялся — Надежда Прохоровна кипела перегретым самоваром, по адресу Разольской метала громы и молнии…

А ведь сам недавно заглядывал тихонько в гостиную малого корпуса: сидели рядышком за столом, как две подружки. Шушукались.

— Я, Паша, вот чего не понимаю, — говорила меж тем Надежда Прохоровна. — Как может человек, проживший пять с лишним лет в страхе, отказаться найти злодея, устроившего ему такую зловредность, а? Сказать — заставлю себя думать, что все придумала. А? Может быть, ее не зря в психушку укладывали? Может быть, когда в цирке на пол падала, головкой сильно приложилась, и теперь ума только на полчаса хватает?

Столь разозленной Архипов бабу Надю еще не видел.

— Надежда Прохоровна, пожалуйста, расскажите вкратце, о чем беседовали с Разольской.

Вставляя иногда ехидные эпитеты, добровольная помощница следствия выложила факты умело и непредвзято.

В процессе рассказа немного утихомирилась и смотрела на Пал Палыча уже просительно.

— Ты за этой дурищей, Паша, какой-нибудь надзор устрой, пока нотариус не приедет. Отравят ведь, а я за всем не услежу.

— Устроить не сложно, — поскреб в затылке собеседник. — Посажу кого-нибудь в гостиной, поставлю пост в коридоре…

— Подожди, — перебила баба Надя. — А у вас разве никаких камер в коридорах нет? В любой гостинице…

— У нас, — перебил в свою очередь Палыч, — не любая гостиница, Надежда Прохоровна. У нас — ВИП-зона. Сюда не приезжают карточные шулеры и гостиничные воришки, здесь отдыхают приличные люди. А приличные люди, дорогая Надежда Прохоровна, не любят попадать под объективы телекамер. Камеры наблюдения установлены на входе в каждый корпус, в главном холле и на развязке: гостиная — курительная — коридор к номерам. Этого достаточно. Понятно?

— Ну-у-у…

— Наши гости, Надежда Прохоровна, по чужим чемоданам не шарят, если воруют, простите, то миллионы и совсем не в гостиницах. Им не нужен надзор — кто к кому ночью ходит. Понимаете? Приватность — прежде всего. Мы ее обеспечиваем, это наш конек, наше кредо.

— Ишь как разошелся-то, — пробурчала баба Надя. — Приватность, кредо… А стояла бы камера в гостиной, не отравили бы Мишу.