Читать книгу "Берлинский фокус - Луиза Уэлш"

– Сильви, я вижу твои карты, – сказал я.

Она прижала их груди, как дамочка колониальной эпохи, пораженная в самое сердце.

– Так вот в чем дело, рентгеновское зрение.

– Э нет, детка, – заговорил я, точно коренной американец. – Я просто знаю, когда их скрывать, когда открывать, когда уходить и когда бежать.

Дикс не обратил на нас внимания. В его голосе снова появились ржавые нотки.

Мне кажется, ты что-то недоговариваешь. На твоем месте я бросил бы это шутовство и занялся казино.

Я посмотрел на него с невозмутимостью настоящего игрока, торжественно открыл карты, выигрывая последнюю партию и оставляя им лишь засохшие кофейные пятна взамен ставок. И хотя я не стал ни на пенни богаче, выигрыш грел душу, и я решил напомнить самому себе о собственных приоритетах:

– Я артист.

Дикс кинул мне джекпот из оставшихся спичек.

– Дело твое, но, по-моему, это пустая трата времени. Имея на руках столько спичек, можно устроить приличный костер.

– Можно, но не будет ли горячо?

Он кивнул:

– Понимаю. Но у тебя талант, глупо зарывать его в землю. В Берлине полно отличных казино. Мы прямо сейчас можем пойти в «Александрплац» и выиграть больше, чем ты заработаешь за неделю, пряча тузы в рукаве.

Я достал из-за уха Сильви золотую монету и преподнес ей с легким поклоном, давая понять, что пренебрежение Дикса меня нисколько не задело. Сильви захихикала, но на Дикса я не произвел впечатления.

– Может, ты не хочешь играть с казино, я понимаю. – Он рассеянно поднес руку к глазам, и я заметил бледнеющий синяк. – Но в мире много скучающих толстосумов, придумай для них фокус, что-то особенное, частное шоу – и будешь деньги грести лопатой.

– Может, когда-нибудь и придумаем.

– Дай мне знать. – Дикс явно не шутил. – А сейчас ты разбазариваешь талант. Подумай об этом. У тебя полный зал публики, красотка под боком, и что ты делаешь? Машешь волшебной палочкой и заставляешь красотку исчезнуть или режешь пополам ленту, а потом склеиваешь обратно. – Он поморщился от моей ничтожности. – У тебя быстрые руки, хорошая память, – Дикс усмехнулся, – ты можешь заставить людей поверить в то, чего нет. Это дорогого стоит. Передумаешь – дай мне знать. У меня есть связи в этом городе.

Я кивнул и, собрав карты в коробку, сунул обратно в карман, не желая больше слышать о том, как быстро разбогатеть, или вспоминать, куда могут завести меня мои ловкие пальчики.

– Так «дядя» – это почетное звание или родственная связь?

Он пожал плечами:

– Конечно, это почетно.

Сильви заменила сгоревшие свечи в камине новыми, которые мы зажгли с помощью моего выигрыша. Разговор пошел дальше, пока мы серьезно не выкосили траву Дикса и не прикончили бутылку виски, а вместе с ней и ночь.

Я выгнал себя из постели, понимая, что опять заснул в контактных линзах. Тщеславие доведет меня до слепоты. Штаны и рубашка валялись в куче у кровати. Такое ощущение, что инопланетяне похищали меня для анального зондирования. Я прислушался, кашлянул в тишине, оделся и вышел в коридор, силясь вспомнить, какая из дверей ведет в ванную.

В ванной холодно как в склепе. Процесс был в самом разгаре, когда я услышал за спиной шорох и обернулся. Сильви стояла в дверях, завернутая в тонкий цветастый халатик. Она протерла глаза.

– Не обращай на меня внимания, – сказала она, включила воду и стала умываться.

Не так уж легко сохранять невозмутимость, когда писаешь при свидетелях, но я старался.

– Как спалось? – Я последний раз стряхнул в унитаз и застегнулся.

– Скорее была в отрубе, чем спала. – Она вытерла лицо грязно-серым полотенцем. – А ты?

– Так же.

Сильви повесила полотенце и подпрыгнула с ноги на ногу.

– Классный танец, – сказал я.

Она скривилась:

– Очень смешно. Ты закончил?

Мы поменялись местами, и она уселась на унитаз, задрав длинный халат до бедер. На ногах толстые шерстяные носки и, помимо халата, кажется, все. Комнату наполнило звонкое журчание. Я, как истинный джентльмен, отвернулся к зеркалу. Не мешало бы побриться, и изо рта, наверное, воняло, но в целом ночь меня пощадила. Вечернее шоу не давало мне покоя. Пора уходить. Куда-нибудь, где можно спокойно подумать, как подстроить представление под новую публику. За спиной вздохнула Сильви:

– Так-то лучше.

Я посмотрел на нее и тут же отвернулся, увидев, что она подтирается. Я вынул линзы, позволяя миру расплыться в единое прекрасное месиво, и ополоснул лицо холодной водой.

– У Дикса есть бритва и все, что нужно.

– Не волнуйся. – Я достал сумочку с туалетными принадлежностями. – Все свое ношу с собой.

– Само по себе неплохо.

Сильви опустила крышку унитаза и села на нее, глядя, как я чищу зубы.

– Ага. – Я сплюнул пену и прополоскал рот. – Я старый клошар, гордый и независимый.

– Клошар?

– Бродяга, бездомный.

– Но у тебя корни в Британии, да? Дом, детишки и все такое?

– Ни дома, ни детей, ни даже волнистого попугайчика, никаких порочащих связей любого толка.

– Никакой семьи?

– Ну, моя мать, но мы нечасто видимся.

– Ух ты.

Я потянулся за полотенцем, вспомнил, какое оно серое, и утерся краем рубашки. Лицо Сильви расплылось в тумане, но, кажется, она улыбалась.

– Закончил?

– Обычно я делаю грязевую маску и обертывание водорослями, но сегодня, видимо, придется обойтись.

– Есть хочешь?

– Как собака.

– Чего?

– Умираю с голоду.

Она засмеялась и вытолкала меня из ванной.

– Уговор. Дай мне одеться, и я позволю тебе угостить меня завтраком. – Она закрыла за мной дверь, – девочкам иногда необходимо уединение.

* * *

Сильви отвела меня в небольшое турецкое кафе на углу. Мы сели, ежась от холода, за маленький столик на тротуаре. Официант улыбнулся, увидев ее, и они обменялись любезностями на беглом немецком. Он скрылся внутри, вернулся с крошечными чашечками и причудливым высоким кофейником и протянул мне меню на английском. Сильви игриво отобрала меню и заказала за нас обоих. Она что-то сказала официанту, и тот, засмеявшись, смущенно посмотрел на меня и ушел готовить нам завтрак.

Я помассировал правый висок – и почему похмелье у меня всегда откладывается именно там. Возможно, врожденный изъян, который обнаружат только после вскрытия. Я представил, что умру на сцене, свалившись посреди представления, и публика примет это за очередную шутку. Говорят, Томми Купер[13]хотел уйти именно так. Я не был с ним знаком, но для меня нет хуже кошмара. Смущенный смех и перешептывание зрителей: слишком уж он переигрывает.