Читать книгу "По естественным причинам. Врачебный роман - Нина Люкке"

я не отвечала, некоторые являлись на порог моего дома и начинали колотить в дверь и кричать. «Почему они так поступают? – спрашивала я Акселя. – Ведь я уже потратила на них кучу времени». Аксель отвечал, что помогать людям не так просто, как кажется. «Что ты имеешь в виду?» – спрашивала я. Аксель говорил, что он сам не уверен, но точно знает, что от таких людей лучше держаться подальше. Есть такие люди, говорил он, которым стоит только предложить дополнительную помощь или заботу, как тут же разгорается пожар. Возможно, все дело в том, что полученная помощь и забота заставляет их вспомнить обо всей той помощи и заботе, которую они недополучили, так что, предлагая помощь, мы только подливаем масла в огонь и бередим их душевные раны.

На мой вопрос, как распознать таких людей, от которых лучше держаться подальше, Аксель ответить не смог.

Со временем я поняла, что таким экземплярам, как Толстяк, не нужна помощь, они не хотят идти на поправку, не хотят избавиться от боли и стать здоровыми. Они хотят, чтобы другие – в том числе я – пытались оказать им помощь снова и снова; они хотят так и болеть дальше, пока я буду чесать репу в поисках ответов, направлять их на все новые обследования и ко все новым специалистам, поскольку сложившаяся ситуация, со всеми волнениями, надеждами, заботой и верой в будущее, им приятна сама по себе. И им вовсе не хочется из нее выбираться.

Пациенты этого типа используют меня как теплушку, куда можно в любой момент зайти и отогреться. Они ничего не предпринимают, чтобы улучшить свое положение. Напротив, наши с ними беседы словно придают им сил, чтобы идти по накатанной. Они приходят сюда, скидывают с себя груз и подзаряжают свои батарейки, а потом продолжают в том же духе, что и раньше.

Зачастую я могу определить, что за пациент у меня только что побывал, судя по своему состоянию сразу после его ухода. Когда кабинет покидает тот же Толстяк, я чувствую себя совершенно выхолощенной и обескровленной. Но не сегодня. Сегодня мне хорошо и спокойно. Сегодня очередь Толстяка почувствовать себя обескровленным. Я сижу и гадаю, сколько времени должно пройти, прежде чем мне позвонят из регистратуры, где в этот самый момент Толстяк стоит и жалуется, в этом я уверена. Но они не поверят тебе, Толстяк, ведь чего стоит твое слово против моего, ведь ничего подобного никогда не происходило, я могу явственно представить лицо администратора за стойкой регистратуры: с таким выражением лица – вежливым и напряженным – обычно разговаривают с сумасшедшими.

Телефон вибрирует. На этот раз Гру.

Как ты поживаешь? Кстати, вчера я разговаривала с Акселем. Судя по всему, дела у него не очень.

Вдобавок к этому приходит еще одно сообщение от Бьёрна.

Что происходит? Ты вообще жива? Мне очень нужно поговорить с тобой. Мы можем поговорить сегодня вечером? Я буду один с 18 до 19.

Не только Толстяк, но и ты, Бьёрн, используешь меня как теплушку. Ты использовал наши ежедневные телефонные разговоры на протяжении всего года как греющую лампу, позволяющую тебе терпеть свою жизнь, к которой ты, как ни крути, решил вернуться.

Я не отвечаю ни Гру, ни Бьёрну.

Дружба с Гру завязалась пару лет назад, когда однажды вечером она постучала в дверь и попросила медицинский рецепт. Я давно привыкла к тому, что периодически объявлялись соседи из Гренды и требовали врачебной помощи. Было время, когда и дня не проходило без телефонного звонка от кого-нибудь, кому требовался ответ на вопрос или экспресс-диагностика. В основном удар принимала на себя я, и не столько потому, что я врач общей практики, сколько потому, что Аксель обладал уникальной способностью отталкивать людей, видимо распространяя какие-то особые флюиды. Я вытащила батарейку из дверного звонка, и тогда соседи начали стучать в дверь на веранде со стороны сада. Я спрашивала их, почему они не могут позвонить своему постоянному врачу на следующий день, а они отвечали, что у них горят все сроки на работе и нет времени вести ребенка в поликлинику. Какое-то время спустя дети стали приходить и звонить в дверь сами. Все неустанно взывали к чувству общественного долга и солидарности и то и дело намекали на уровень наших зарплат, ведь в Гренде даже десятилетний ребенок выдавал на-гора аргументы не хуже матерого политика.

Но Гру жила не в Гренде, а в одной из вилл напротив, и ее появление было чем-то новеньким. Единственное, что мне было о ней известно, это что ее муж-адвокат на родительском собрании заявил, что детям задают слишком мало уроков. Остальные родители, представители Гренды, переглянулись и захлопали глазами. А теперь она стояла на пороге моего дома, со своими ухоженными ногтями и платиновыми волосами, и рыдала навзрыд. Это было все равно что увидеть вблизи редкое животное.

– У моего мужа были отношения на стороне в течение нескольких месяцев. Он ушел от меня, и я не зна-а-ю, что делать. Я то-о-лько и делаю, что хожу кругами по дому. Мне ну-у-жно успокоительное. Помогите мне. Пожалуйста, помогите мне.

Я была на целую голову выше ее и, скорее всего, вдвое тяжелее, и когда я подошла ближе и осторожно обхватила ее за плечи, то почувствовала себя мужчиной, очень крупным мужчиной. На мне были серые штаны от мужской пижамы и клетчатая мужская рубашка – последние годы я покупала себе одежду в основном в мужском отделе H&M, – а под ней спортивный бюстгальтер, который делал мою грудь такой же плоской, как живот Гру, тогда как мой живот выдавался вперед почти так же, как ее грудь.

– Я не могу дать вам рецепт, пока вы в таком состоянии, – сказала я. – Но у меня есть кое-что, чем я могу поделиться. И думаю, вам лучше остаться на ночь здесь.

Я повела ее на кухню. Я смотрела на виляющую передо мной маленькую попку, обтянутую узкими брюками, на ее субтильную фигурку, со всеми этими побрякушками. Сколько труда вложено во все это, а муж тем не менее ушел. Тем временем мой муж был при мне, хотя я расхаживала по дому в мужской одежде.

– Садитесь, – сказала я. Принесла снотворное и стакан воды.

– Я не знаю, что делать, – повторила она. Руки, держащие стакан, тряслись. – Не знаю, что делать.

Я села напротив и взяла ее за руку. Прошло какое-то время. Аромат ее духов заполнил всю кухню.

– Как у вас уютно, – заметила она. – Я никогда раньше не бывала ни