Читать книгу "Физрук-4: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров"

вплотную, ее крысиные глазки забегали.

— Добрый день! — нарочито вежливо обратился я к ней.

— Здрасьте! — откликнулась она.

— Надеюсь, вы сделаете все, чтобы эту девушку в пути никто не беспокоил? — сказал я, показывая на Вершкову и одновременно суя проводнице червонец. — Никто и не по какому поводу. Я обязательно проверю.

— Не извольте беспокоиться, — залебезила та и хрустящая бумажка исчезла из моих пальцев.

Я внес в вагон чемодан и рюкзак, открыл купе, пропустил туда Машу и только потом втащил поклажу.

— Ну давай прощаться, — сказал я ей.

Она тут же залилась слезами. Пришлось обнять и поцеловать.

— Ну почему ты не едешь, — прошептала она.

— Об этом мы уже говорили и не надо начинать заново, — строго произнес я и, смягчившись, добавил. — Не плачь, малышка. Через пару дней увидимся. Я тебе позвоню.

И чтобы предотвратить новый поток слез, решительно вышел из купе. Навстречу мне уже мчалась проводница с криком:

— Провожающие, выйдете из вагона! Через пять минут отправляемся.

Выбравшись на перрон, я отыскал окошко, за которым белело заплаканное личико Вершковой. Улыбнулся и помахал рукой. Она тоже попыталась улыбнуться и слабо шевельнула растопыренными пальчиками. Состав с лязгом дернулся и медленно пополз вдоль перрона. Я остался на месте. В отличие от других провожающих, которые кинулись поезду вдогонку. На душе у меня было смутно, словно я и впрямь проводил близкого человека. Наверное, сказался эффект совместно пережитых приключений. Ладно. Вскоре действительно увидимся.

Чтобы выбросить из головы все эти, совершенно неуместные переживания, я быстро зашагал к зданию вокзала. Мне пришло в голову позвонить дяде. А в самом деле, что-то он позабыл о своем племяннике, прозябающем в провинциальном городишке? Он кто — заместитель министра или вахтер?.. Пусть подкинет что-нибудь! Могу взять протекцией. Рыбное хозяйство — это во все времена золотое дно, так что не думаю, что Андрей Ростиславович ведет аскетический образ жизни и окромя похвальных грамот, ничего за душой не имеет. Иначе, с чего бы ему зазнаваться?

Войдя в зал ожидания, я отыскал в кармане двушку, сунул ее в прорезь ближайшего свободного телефона-автомата, набрал номер. В трубке послышались длинные гудки, затем — мужской голос:

— Слушаю!

— Здравствуйте! Могу я поговорить с Андреем Ростиславовичем Даниловым?

— У аппарата! Кто говорит?

— Племянник ваш Александр, сын Сергея Ростиславовича.

— Саша! — неожиданно обрадовался дядюшка. — Ты откуда звонишь?

Глава 10

— С Казанского вокзала, — ответил я.

— Ты только что приехал? — спросил дядя.

— Нет, я уже пять дней в Москве… А сейчас — провожал знакомую.

— А-а, ну так приезжай ко мне, если у тебя нет других дел.

— До ночи нет.

— Тогда давай ко мне. Я живу на улице Серафимовича, дом два, квартира…

Через пять минут я уже сидел в такси и ехал в гости к родному дядюшке Санька Данилова. Андрей Ростиславович жил в знаменитом Доме на набережной. Для тридцатых годов это, может, было и элитное жилье, но спустя полвека — уже нет. Правда, лет через двадцать оно снова станет элитным, как и вся недвижимость в центре столицы.

Тачка тормознула у нужного мне подъезда. Я рассчитался с водилой и выбрался из салона. Уже стемнело, но до полуночи было еще далеко.

В подъезде оказался консьерж, что в общем понятно, все-таки домик не простой. Я назвал свою фамилию, а затем фамилию, имя, отчество и номер квартиры дяди, но въедливый дедок все-таки позвонил ему. Получив подтверждение того, что меня ждут, он мотнул головой — проходи. Я вызвал лифт — древний, в обшитой металлической сеткой шахте. Дверь шахты, как и дверь кабины, нужно было открывать и закрывать самостоятельно. Когда-то этим занимались особые люди — лифтеры, но сейчас их повсеместно сократили.

Я вышел на седьмом этаже и увидел открытую дверь, в проеме которой стоял довольно рослый мужчина лет шестидесяти. На нем были домашние тапочки, брюки и халат, простеганный ромбами. Волосы хозяина квартиры поблескивали сединой, а вот лицо, несмотря на морщины, очень напоминало то, которое я вижу в зеркале, когда бреюсь или чищу зубы. Так что сомневаться не приходилось — это и есть Андрей Ростиславович Данилов — мой дядя по отцовской линии. Ну не совсем мой, но все-таки.

— Саша! — произнес он, и голос его осекся.

Шагнув к нему, я протянул руку, и дядя не только ее пожал, но и обнял меня.

— Проходи-проходи, — пробормотал он, пропуская в просторную, щедро освещенную прихожую.

Родич вручил мне тапочки и принял, как воспитанный человек, дубленку. Я разулся, сунул ноги в тапочки и направился в большую комнату за остекленными двустворчатыми дверями. Войдя, я огляделся. Да, я не ошибся. Живет Андрей Ростиславович зажиточно. Старинная мебель, картины на стенах, дорогая люстра — видать из натурального горного хрусталя. В застекленных шкафах книги с позолоченными корешками, какие-то вычурные статуэтки. А в углу телевизор, явно не отечественного производства, а в тумбочке, за стеклянной дверцей — видеомагнитофон.

— Ты голоден? — спросил дядя.

— Да поел бы, — откликнулся я.

— Тогда давай я тебе что-нибудь поставлю, а сам приготовлю ужин, — сказал Данилов-старший.

Он подошел к видику, взял кассету, вставил ее, включил телек. На экране замелькали полосы, потом зазвучала смутно знакомая музыка. Увидев титры, я усмехнулся. Это было начало фильма «Кулак ярости» с Брюсом Ли в главной роли. Да, дядя по нынешним временам не только богат, но и крут. Эх, вот бы моим пацанам этот фильм показать! И не только его. Пока я следил за приключениями мастера боевых искусств Чэнь Чжэня, Андрей Ростиславович соорудил ужин. Видать, у него все было готово, оставалось только разогреть горячее. Он нагрузил блюда на столик на колесах и прикатил тот в большую комнату.

У меня сразу слюнки потекли, когда я увидел стейки, заливную осетрину, оливье, черную икру. К этому набору блюд дядя присовокупил бутылочку французского коньяка. Покуда на экране Чэнь Чжэнь восстанавливал справедливость, мордуя врагов, мы накатили по рюмочке и накинулись на закуску. Стейк оказался сочным, точно таким, какой я люблю. Я уж молчу про осетрину и икру. И вообще Данилов-старший мне начинал нравиться. Странно, что Пелагея Ивановна считает его зазнавшимся. Нормальный, вроде, мужик…

— Как мама? — спросил он.

— Ничего, здорова, — откликнулся я. — Я же сейчас работаю в Литейске, после института, по