Читать книгу "Слон меча и магии - Коллектив авторов"

как сейчас, намеренных.

Лиля вдруг осознала, что неправильно дышит – медленнее, чем обычно, неритмично, поверхностно, и заставила себя вдохнуть поглубже. Словно собиралась нырять в аквамариновую воду.

– Магия – это болезнь?

Мила сковырнула конец линии, аквамариновый цвет расслоился, словно горная порода, на зелёный и синий, с редкими вкраплениями жёлтого. Трава и небо, по которым рассыпались цветы и звёзды. Зрелище было настолько восхитительное, что Лиля подалась вперёд, но тут же отшатнулась, потому что на мгновение все звёзды и цветы сбросили обманчивое очарование и превратились в горящие голодным блеском глаза. Волки в овечьей шкуре, сладкоголосые сирены, блуждающие огни…

– Магия – это часть нас. Но это также и болезнь, которая может открыть врата другим болезням, более серьёзным, – резким щелчком по воздуху Мила свернула линию обратно в точку и отправила в небытие. – Вот что я знаю.

Когда линия исчезла, дышать стало легче. Образы и навеваемые ими ощущения уходили не так охотно. Лиля физически ощущала, как её иммунитет сопротивляется последствиям образования царапины. Мила раскрыла ежедневник в случайном месте и, не глядя, расчеркала весь разворот.

– Мой сын тоже болен?

– Посмотрим, – девочка примерилась к развороту и принялась жирными линиями процарапывать границы рисунка. Закорючки и штрихи оформлялись в русалку, тянущую руки за верхний край листа, прямо к Лиле. Сначала показалось жутковато, но едва Мила отложила ручку и ежедневник, по телу разлилось спокойствие и лёгкость.

– Как ты собираешься его лечить?

– Буду возводить рамки. Это… – Мила задумалась и принялась листать ежедневник. – Купирование. Странное какое слово… Я буду искать лазейки для вирусов и закрывать их. Если продолжать аналогию с медициной, то экзорцисты прописывают антибиотики, которые бьют и по магии, и по человеку, другие маги проводят симптоматическое лечение, забывая о первопричине. Я буду… – Мила нервно заскребла ногтями по обложке ежедневника. – Нет, не могу подобрать аналогию… купировать развитие болезни и укреплять иммунитет Дани-и-ла, чтобы он смог сам справляться, чтобы болезнь не прогрессировала, а, наоборот, отступала.

– Мы зовём его Даня.

– А я буду звать Дани-и-лом. Это тоже рамки.

Стало только сложнее и запутаннее, но этих малых знаний хватило для того, чтобы Лиля поверила девочке.

В машине не разговаривали. Роберт попытался завести свою любимую песню про шарлатанство, но, наткнувшись на полный решительности взгляд жены, вскоре успокоился. Мила замерла на заднем сиденье, глядя в окно и зажав в руках ежедневник. Сейчас, в широком белом платье-рубашке в тонкую чёрную полоску, она напоминала уже не шарнирную куклу, а какую-нибудь девчачью Барби – замершая красота, не совсем человеческая, но и не до конца игрушечная.

Лиля, как ни старалась, не могла отвести взгляд. Если лечение пройдёт успешно, Даня будет таким же. Немножко неестественным, шарнирным, немногословным. Но это ничего, к этому можно привыкнуть. В конце концов, он сможет говорить, сможет выражать свои эмоции не только бесконечным постукиванием пальцев по любой подвернувшейся поверхности.

Если лечение пройдёт успешно…

– Мне здесь не нравится, – заявила Мила, едва бросив взгляд в сторону комнаты Дани.

Лиля была солидарна с девочкой. В комнате сына непрерывно что-то щёлкало, тикало, звенело, трещало, вперемешку с музыкой и голосами чтецов аудиокниг или ведущих видеообзоров. Долго находиться там было невозможно, но Даню это успокаивало. Теперь Лиля подумала, что, вероятно, звуки служили защитой от прогрессирующей болезни. Пытались замедлить её распространение.

– Я ухожу, – и она действительно собралась уходить.

Роберт язвительно рассмеялся, а Лиля перехватила Милу за запястье. Испугалась, что оставит синяк – такой тонкой оказалась кожа под рубашкой, – но не отпустила. Девочка резко обернулась и с силой тряхнула рукой. Ещё и ещё, пока не освободилась.

– Меня нельзя трогать без предупреждения, – процедила она, яростно растирая запястье.

– Прости, прости, пожалуйста, – зашептала Лиля, пряча руки, словно это они были виновны в случившемся. – Не уходи сейчас, пожалуйста, хотя бы посмотри на него.

Мила нахмурилась от резкого смеха, донёсшегося из-за двери. Опять Даня смотрит обзоры, точнее, не смотрит, просто включает на фоне.

– Я зайду. Но когда выйду – заберу себе одну вещь из этой комнаты.

Роберт открыл было рот, чтобы отпустить какую-нибудь остроту, но девочка пресекла его попытку:

– Это нужно не мне. Ему.

Лиля вошла в комнату вместе с Милой. По сравнению с полупустой комнатой девочки здесь был настоящий склад всевозможных вещей. Звучащих вещей. Тяжёлая, забитая под завязку комната – осознала Лиля только сейчас.

Мила даже шага вглубь комнаты не сделала, шумно вдохнула и почти прокричала:

– Привет, Дани-ил! Я – Мила!

Ответной реакции не последовало. У девочки задёргалось верхнее левое веко, она яростно поскребла его ногтями, потом встрепенулась и раскрыла ежедневник на пустом развороте.

– Я буду говорить, а ты – отвечать! Если всё хорошо – ничего не делай! Если нет – постучи по столу!

В последнее время Даня только и мог что посредством стука выражать своё недовольство. Иногда казалось, что от стука трясётся мебель, но на самом деле – совсем не казалось, особенно после разбитого сервиза и упавшей с края стола вазы. В зале, не в Даниной шумной комнате, из которой он предпочитал не выходить без надобности.

– Тебе нравится, как я произношу твоё имя? Дани-ил.

Он быстро-быстро застучал по подлокотнику. Мила почесала дёргающееся веко ручкой, едва не расцарапавшись колпачком, и зачеркала в ежедневнике. Преодолевая дрожь, очертила хаотичные линии, превратила их в протянутую руку, нервно ухватила с тумбочки громко тикающие часы и выбежала прочь.

– Шарлатанка, – небрежно бросил ей вслед Роберт.

* * *

Лиля ждала прогресса, но его не было.

Мила приходила к ним вечером по будням. Неприязненно морщилась, заходя в Данину комнату. Каждый раз повторяла те же слова, что и в первый раз. Каждый раз спрашивала Даню о всяком-разном. Он стучал пальцами и больше ничего. Каляки и загогулины в ежедневнике принимали формы привычного. Мила, нервно потирающая дёргающееся веко и дрожащая с головы до ног, хватала очередную шумную вещь и молча уходила. Роберт словно мимоходом, но очень громко замечал, что такими темпами девчонка перетаскает из их квартиры все вещи.

С каждым днём Лиля всё больше задумывалась – уж не стала ли она жертвой ловкого трюка, гипноза, и с каждым днём всё больше боялась ответов.

В понедельник Мила тихо спросила, нравятся ли Дане тихие звуки, а Даня громко ответил. Короткое «нет», от которого Лиля чуть не расплакалась.

– А очень тихие звуки? – голос Милы едва угадывался за окружающим шумом.

– Нет, – с нажимом, ещё громче повторил Даня и застучал пальцами по столу.

На развороте возникла очередная каляка-маляка, скованная рамками обыденного, – что-то вроде граммофона.

– Значит, любишь