Читать книгу "Сестры из Сен-Круа - Дайни Костелоу"

над фермой Вэлли, где она родилась и выросла. Взглянув с вершины холма вниз, на долину, давшую название ферме, она увидела тонкий столбик дыма из трубы. Фермерский дом, длинный и приземистый, был сложен из серого камня, его маленькие окошечки смотрели из-под тяжело нависающих карнизов, по крытой шифером крыше расползались лишайники и мох. Если смотреть отсюда, каждый раз думалось Молли, кажется, что этот дом сидит у подножия холма, как курица в гнезде — нахохленная пеструшка, греющая яйца. Справа от дома был двор, по обе его стороны стояли сеновал и коровник. Дальше, на лугу, убегающем к дальнему краю долины, коровы умиротворенно жевали остатки летней травы. От двора тянулись следы тележных колес, петляющие по дну долины до самой дороги из Чарлтон Амброуз к Белкастеру. Временами следы терялись в зарослях придорожных кустов, а потом появлялись вновь. Это был единственный путь, связывающий ферму Вэлли с цивилизацией, по которому была в состоянии проехать телега. Нередко зимой, когда приносило ветром снегопад, он отрезал их от мира на несколько дней: неделю, а то и больше, приходилось пробивать путь, разбрасывая снег лопатами. Однако сейчас тропинка — извилистая, грязная, изрезанная колеями, но более или менее сухая — оставалась легким, хоть и не гладким, путем к главной дороге, и Молли знала, что заросли кустов вдоль нее сплошь усеяны только созревшей ежевикой.

Про себя Молли гадала, где сегодня отец. Иногда с вершины холма можно было увидеть его за работой где-нибудь в поле, но сегодня его нигде не было видно. Молли вновь взглянула на дом: хотелось надеяться, что отца там нет. Он всегда приходил только к ужину, перед самым уходом Молли обратно в поместье. До этого она его не видела, а сказать по чести, и видеть не хотела. Она приходила повидаться не с ним, а с матушкой.

Молли перебралась по ступенькам через последнюю изгородь и поспешила вниз, к ферме, где Дейзи и Бен, две овчарки-колли, устроили ей восторженный прием, стоило ей только войти во двор. Она ответила на их шумные приветствия объятиями и восклицаниями:

— Бен, хороший песик! Здравствуй, Дейзичка! Хорошие собаки! Хорошие!

При звуках этой встречи задняя дверь отворилась, и на крыльцо вышла мать. Как всегда, поверх юбки и блузки на ней был запашной комбинезон, а волосы повязаны шарфом. Но Молли, не видевшая ее уже месяц, заметила, что она сегодня какая-то не такая — уставшая, что ли… то есть еще сильнее уставшая, чем обычно. Лицо у нее было бледное, напряженное, и губы не сразу расплылись в приветственной улыбке.

Молли протянула к ней руки, и они обнялись — коротко, немного неловко. Матушка была не любительница ласкаться, хотя Молли никогда не сомневалась, что она ее любит.

— Матушка, — сказала она, — матушка, что-то случилось?

— Что? Нет, конечно, а что может случиться?

— Ничего, — поспешно сказала Молли. — Просто вид у тебя чуточку усталый, вот и все. Ты слишком много работаешь.

— А кто ж за меня работать будет? — возразила мать. — Эй, тихо вы!

От ее резкого окрика собаки перестали лаять и побрели к своим конурам у ворот.

— Входи, — сказала матушка и, развернувшись, первой шагнула в теплую кухню.

Молли любила кухню. Там всегда было тепло и витал успокаивающий запах свежеиспеченного хлеба, даже если в этот день ничего не пекли. В центре кухни стоял огромный, массивный квадратный стол из сосновых досок, на плиточном полу были разложены тряпичные коврики — островки ярких красок и тепла. Окна выходили на две стороны, и сквозь одно из них полуденное солнце играло лучами на полированном корпусе напольных часов, важно тикавших в углу. В плите всегда горел огонь: в те послеобеденные часы, когда они оставались вдвоем, мать открывала дверцу, и они сидели перед открытым пламенем, радуясь его жаркому теплу. Сегодня дверца была уже открыта, стулья придвинуты друг к другу, чтобы уютнее было секретничать, — но на одном из них сидел отец.

— Здравствуй, пап, — слегка неуверенно проговорила Молли, снимая пальто и вешая его на дверь. — Что ты здесь делаешь?

Отец поднял глаза и сердито посмотрел на нее.

— Что ж мне, и на кухне в собственном доме не посидеть? — пробурчал он и, вынув из кармана трубку, стал набивать ее табаком из бумажного свертка.

— Да я так, — поспешно ответила Молли. — Я… я… просто подумала — может, ты захворал, или еще что. Раз не работаешь.

— Захворал? — переспросил отец. — Нет, я не захворал. Твоя мать сказала, что ты придешь сегодня, а мне надо с тобой потолковать, вот и все.

Остановившись поодаль, так, чтобы большой стол отделял ее от отца, Молли сказала:

— Со мной? А что я такого сделала? — и тут же рассердилась на себя. Почему она сразу решила, что в чем-то провинилась, и зачем показывать отцу, что он все еще может напугать ее?

— Ничего, — ответил отец, чиркая спичкой о каминную полку и поднося ее к трубке. Он глубоко затянулся и молчал, пока трубка не разгорелась как следует. В наступившей тишине Молли с тревогой взглянула на мать, но Джейн Дэй деловито заваривала чай, словно и не слышала разговора. Она поставила чашки на стол и как ни в чем не бывало спросила:

— Ты тоже выпьешь чашечку, Эдвин?

Эдвин все тянул свою трубку, выпуская дым из уголка рта. Он только кивнул и молча ждал, пока жена нальет чай всем троим. Молли вытащила из-под стола табурет и села — по-прежнему так, чтобы стол был между ней и отцом. Мать достала противень с лепешками из духовки, где держала их, чтобы не остыли, и поставила на стол.

— Я думала, может, мы с тобой, Молли, сегодня сходим, ежевики наберем вдоль тропинки, — ровным голосом сказала она. — Хочу в этом году сварить побольше ежевичного желе. Зимой от простуды хорошо помогает. — Она поставила на стол тарелки и баночку прошлогоднего варенья, положила ножи, но ни дочь, ни муж не потянулись за лепешками.

— Что ты хотел мне сказать, пап? — спросила Молли, стараясь, чтобы голос звучал твердо.

Отец наконец взглянул ей в лицо и резко сказал:

— Возьми расчет у этих, в поместье, и возвращайся сюда. — Он пустил над столом струйку дыма. — Устроишься на военный завод в Белмуте. Там по деньгам выходит куда выгоднее — целых пять шиллингов в день будешь зарабатывать.

Молли в ужасе уставилась на него.

— Но я не хочу работать на военном заводе, — заикаясь, пролепетала она. — Я хочу остаться в поместье. Мне там нравится.

— В жизни не всегда делаешь что хочешь, — хмуро ответил отец. — Пора бы