Читать книгу "Смотрите, как мы танцуем - Лейла Слимани"

подмогу двух-трех работников и справится сам. «Невелика наука», – заявил он. Управляющий выбрал двоих: молодого парня, который сможет залезть в яму, и великана с широко посаженными глазами по прозвищу Зизун – немой, так как он всегда молчал. Они вооружились кирками и лопатами, прихватили две тачки со скрипучими колесами. Смастерили из трех бревен козлы для подъема грунта и принялись копать. Паренек все время хныкал, что боится опускаться в яму в ведре, висящем на веревке. Он твердил: «Я не хочу» – и повторял имя матери, крестьянки из дуара, у которой был единственным ребенком. Великан вытаскивал грунт и копал, сосредоточенный и безмолвный. Тянул за веревку и поднимал на поверхность ведра, наполненные землей и камнями. Поначалу Амин часто наведывался на стройку и радовался тому, как быстро продвигается работа. Мурад всякий раз говорил: «Еще немного, и мы найдем воду» – и Амин ему верил.

Однажды на ферму прибежал Зизун. Он постучал в дверь кабинета, и когда Амин ему открыл, работник принялся беспорядочно размахивать руками. Он хлопал себя по макушке огромными ручищами и жестами показывал, что хозяин должен немедленно пойти с ним. Амин поначалу решил, что произошла какая-то неприятность с пареньком, и пока они с немым, сидевшим на пассажирском месте, катили на пикапе по грунтовой дороге, он проклинал себя за то, что послушал управляющего. Про себя он поклялся, что бросит эту затею, впредь не будет уступать Мураду и соглашаться с его несуразными идеями. Но мальчик, живой и невредимый, сидел на сухой, растрескавшейся земле. Он бросился к Амину:

– Я кричал, кричал, а он не отвечает! Его засыпало камнями. Он хотел, чтобы спустился я. И очень на меня рассердился. А теперь не отзывается.

Наклонившись над ямой, Амин громко позвал по имени своего управляющего. Он кричал, ясно осознавая, что все бесполезно. Стенки колодца обвалились, и Мурад лежал внизу, погребенный под камнями.

Они вызвали жандармов. Один из них с подозрением спросил у Амина, есть ли у него основания полагать, что это не несчастный случай. Амин стоял, опустив руки, с перекошенным от волнения ртом и бормотал что-то невнятное. Ну конечно, это был несчастный случай. На что он намекает? Что кто-то хотел убить Мурада? Жандарм несколько раз обошел вокруг ямы. Он проявил изрядную дотошность. Пожелал взглянуть на документы. Спросил, получили ли они разрешение копать в этом месте и кто такой этот управляющий, который лежит под камнями? Заявил, что нужно провести расследование, опросить крестьян, дело это долгое и очень неприятное, но такая уж у него работа, и прямо сейчас со всем покончить никак не получится. Амин пригласил его в свой кабинет и угостил чаем. Жандарм пил медленно, не сводя глаз с висевшего на стене портрета Хасана Второго. Амин спросил, нельзя ли как-то все уладить, и жандарм улыбнулся. На самом деле это обычный несчастный случай. Подобного рода истории происходят постоянно. Беда с этими неграмотными крестьянами, эти болваны постоянно берутся за то, на что не способны. Вот Амин – важный господин, это сразу видно, и он, жандарм, не намерен мешать его работе. Амин хорошо знал этого управляющего? У него была семья? Знаете, самая большая проблема – это родственники. Они будут обивать пороги, ныть и плакаться, требовать возмещения за ущерб, который был нанесен по вине хозяина. Неблагодарные люди, они притащат сюда детей, заставят их пустить слезу, чтобы испортить вам настроение, и месяцами, а то и годами станут донимать вас, жалуясь на свои беды и печали.

– Да, родственники – это, пожалуй, единственная проблема, – повторил жандарм.

Амин кивнул. Взял конверт, положил туда пачку купюр и протянул жандарму:

– О родственниках не беспокойтесь. Я возьму все заботы на себя.

– Вы щедрый человек, это сразу видно. Я уверен, вы сумеете сделать так, чтобы они вели себя разумно. Зачем что-то искать, вынюхивать? Только зря время тратить – ваше и мое. Так Бог распорядился. Ничего не поделать, на все воля Всевышнего.

Что, если Всевышний внимает злобным молитвам? Что, если Аллах сделал это ради нее? Это было первое, что пришло в голову Сельме, когда Амин сообщил ей о гибели Мурада. И хотя брат не смотрел ей в глаза, она знала, что он думал точно так же. Амин пообещал, что будет по-прежнему заботиться о ней и Сабах.

– Это мой долг перед ним, – добавил Амин.

Всю ночь после ужасного происшествия Амин в одиночестве бродил по холму, засаженному айвовыми деревьями. Ему не верилось, что Мурад умер и его труп гниет под камнями в нескольких километрах от его дома, посреди пустого пространства. Он был уверен, что в один прекрасный день его ординарец появится вновь, как он вернулся много лет назад, постучавшись к нему в дверь дождливой ночью, в грязной, болтавшейся на тощем теле одежде. Он придет к нему и скажет: «Мой командир!» – с особой интонацией, смиренной и ласковой, смысла которой Амин так и не сумел понять. Он вспоминал его умоляющий, беспокойный взгляд, омраченный неуловимой тенью, обрывком кошмара. Как странно, размышлял Амин, – знать наверняка, что есть человек, готовый за тебя умереть. Мурад был солдатом. Покорным и отважным. Послушным и нелюдимым. Он так и не вернулся к гражданской жизни. Так и не расстался с войной, приказами, убийствами. Продолжал жить в несуществующей реальности, солдат без родины, военный без формы и наград. Его руки были по локоть в крови, в кишечнике жили амебы-паразиты, которых он подхватил в Индокитае, и Амин вспомнил, как ел Мурад: медленно-медленно, жуя с большим трудом. Он был воспитан, чтобы уничтожать, и теперь сам подвергся уничтожению.

Доставать тело из колодца не стали. Матильда возмутилась – как-никак он их родственник: «Нельзя его там оставлять. Что подумают люди?» Амин же, наоборот, втайне радовался: там, где лежал Мурад, никто не нарушил бы его покой. Когда Амин был ребенком, он слышал, как одного каида[17], которого люди ненавидели из-за сотрудничества с французами, жители деревни выкопали из могилы и разрезали на куски. Они разложили оскверненный труп на солнце и поклялись, что сделают то же с теми, кто последует его примеру.

Были устроены похороны без покойника. В тот день Сельма, Сабах и Матильда, облаченные в белое, сидели на диване в гостиной. Всякий раз, как кто-нибудь входил туда, они почти одновременно поднимались с места. Матильда без конца поправляла на голове платок, а Сабах плакала. По ее прыщавому лицу стекали крупные слезы. Она была на грани нервного срыва и просила отвести ее