Читать книгу "Что гложет Гилберта Грейпа? - Питер Хеджес"

— Понимаю тебя, Бобби, — говорю.

— Ну-ну, — заговаривает Такер, примеряясь, как бы засунуть в рот целую оладью. — Прости, если мы тормозим твой бизнес.

Бобби смущается. Такер даже с набитым ртом не умолкает:

— Так вот, о Гилбертовой маме. Мы ремонтируем в доме пол, чтобы она…

Моя нога под столом находит его лодыжку. Он умолкает.

А у Бобби как раз проснулся интерес.

— Продолжай, — говорит он.

— Нет, — отвечает ему Такер. — Это невежливо. — Он делает глотательное движение. — Ну, понимаешь, говорить с набитым ртом.

Но Бобби не унимается:

— Ты, пожалуйста, не препятствуй нашему семейному бизнесу. Сам знаешь: мы, как истинные американцы, обязаны умирать.

Наспех соображая, задаю ему вопрос:

— Не вы ли, кстати, хоронили миссис Брейнер, а?

— Да-да, мы. Школьные учителя — наша, можно сказать, клиентура.

Такер оцепенел:

— Миссис Брейнер? Она…

Я говорю:

— Брось, ты же знал, что она умерла.

— Нет, впервые слышу!

— Умерла окончательно и бесповоротно, Такер, — продолжаю я, — и похоронное бюро Макбёрни закопало ее поглубже, верно? — (Бобби кивает.) — Мы с Такером во втором классе у нее учились.

— Она, как видно, была незаурядным педагогом, — предполагает Бобби.

— С чего ты взял?

— Пышные проводы. Пришли многие из ее бывших учеников.

Чуть не поперхнувшись, Такер говорит:

— Я б тоже пришел. Жаль, не знал, что она померла. Вот черт.

— Значит, много народу было?

— А цветов сколько — давно такого количества не видел. Она, вероятно, прожила счастливую жизнь.

Такер говорит:

— У нее каждый день для каждого ученика была наготове улыбка.

Чтобы только поменять тему, интересуюсь у Бобби, какова процедура организации похорон. Он объясняет, что для начала они с отцом едут забирать тело. Везут его в похоронное бюро. Пока родные в демонстрационном зале выбирают гроб из «внушительной» коллекции, тело спускают в подвал и бальзамируют. По мне, этот процесс напоминает маринование. Покойника раздевают догола. Я спрашиваю: если доставляют знакомых, каково это — видеть их голышом?

— Ну, понимаешь, вчера ты с ними пересекался на улице, махал им ручкой, а сегодня видишь на каменном столе. Жесть. Но в то же время прикольно. У того, кто большей частью имеет дело с покойными, жизнь течет не так, как у всех.

— А у тебя когда-нибудь… ну, это… — Такер пытается сформулировать одну из своих путаных мыслей. — Ты когда-нибудь… э-э-э?..

— Что? — Бобби терпелив.

— Ну, как бы это сказать, баловался со жмуриками?

— Нет!

— А собираешься?

Я ему:

— Такер, умоляю.

— Самое худшее, что мы себе позволяем… ладно уж, открою вам по дружбе… в самом крайнем случае, когда попадается кто-нибудь особенно страхолюдный… ну, сами понимаете, чудной какой-нибудь… мы можем, ну, пошутить. Безобидно, конечно. Нет, ну, в конце-то концов, это же покойник. Он нас не слышит. Мы с отцом, бывает, классно прикалываемся. Смотрим на голое тело — такой ржач. Но не со зла. Ни одна живая душа об этом не знает.

— Теперь мы с Гилбертом знаем.

— Да, но вы-то кто такие? — Подчистив свой омлет, Бобби опускает вилку. Вытирает губы шелковым платком.

— А ты никогда не думал, что мертвые за нами наблюдают? — спрашивает Такер. — Ну, откуда-нибудь с высоты.

— Нет.

— О-о-о.

Пока он размышляет над услышанным, наступает желанное затишье. Может, помолчит хоть немного.

— А про миссис Брейнер, — спрашиваю я, — какие у вас шутки были?

— Никаких. У нее на губах застыла улыбка, и от этого лицо стало таким милым. Другой такой милой покойницы не припомню. И папа так же считал.

— Она была прекрасным педагогом, — опять заводит свое Такер.

— Верю, потому что такие горы цветов нечасто увидишь. Бывшие ученики присылали из Чикаго, даже из Миннеаполиса. А самая шедевральная композиция изображала эти книжки для обучения чтению, «Дик и Джейн»[2]. Доставили из Де-Мойна. От телеведущего Лэнса Доджа.

— НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! — Такер потрясен.

— Я же не придумываю. За такую композицию содрали, наверное, три сотни баксов, если не больше.

— Лэнс Додж — наш с Гилбертом одноклассник, — сообщает Такер в надежде произвести впечатление.

— Правда?

Я киваю.

— Мы с Гилбертом знаем его лет, наверное, с двух.

— Он, — уточняю я, — только в семь лет сюда переехал.

— Выходит, Лэнс — ваш ровесник?

Киваю.

— Мне казалось, он старше. Надо же, такой молодой — и так высоко взлетел.

Я больше не киваю.

— Все мы прошли через миссис Брейнер.

— Вот я и говорю: его цветочная композиция произвела настоящий фурор. Должно быть, он незаурядный парень.

Наконец мне приносят тост: холодный и без джема. Беверли продолжает мстить.

Ни с того ни с сего на Такера нападает неудержимый приступ хохота/смешков/икоты.

— Господи. Вспомнилось. Боже мой. Неудивительно, что он прислал цветы.

Бобби побледнел. Очевидно, впервые стал свидетелем Такерова припадка.

— Во втором классе… Боже!

— Дыши, Такер, — говорю я, умоляя его сбавить обороты.

— Как я мог забыть?

А Бобби понукает Такера — повторяет раз за разом:

— Ты о чем? Ты о чем?

— Дело было перед большой переменой. Смотрю я на Лэнса Доджа, а он в луже сидит. У него из штанов течет и под парту льется. Помнишь, как она его заставила перед всем классом лужу подтирать, а он разревелся? Такой слюнтяй был этот Лэнс. Гилберт… помнишь тот случай?

Пихаю к Такеру тарелочку с крошками от тоста. Потом выскакиваю из нашего закутка.

— Гилберт? Эй! Ты куда?

Сваливаю из «Рэмпа» и еду домой.

Эллен загорает на лужайке перед домом, подстелив самое красивое наше полотенце. Со мной она не заговаривает, и я быстро проскальзываю в дом. Открываю кухонный кран, набираю большую банку воды и выпиваю до капли. Звонит телефон. Эми кричит: