Читать книгу "Венецианская маска. Книга 2 - Розалинда Лейкер"

Он покачал головой.

— Если меня когда-нибудь и выпустят на свободу, так это лишь ценой моего изгнания за пределы Республики, а что же касается того, что мне когда-то принадлежало, то мне никто не вернет ни гроша.

— Но в безденежье мы не увязнем! Остались все драгоценности за исключением того кольца, которое я решила продать. Нам достаточно продать их всего несколько, и нам уже хватит денег, чтобы уехать отсюда далеко-далеко и начать жизнь сначала.

— Хватит, — задумчиво согласился он и решил перенестись из области фантазий в действительность. — Покажи мне те подарки, о которых ты говорила.

Встав с кровати, она стала вынимать содержимое карманов плаща и выкладывать все на стол. Похожие на кисеты кошельки мягко звякнули, когда она ставила их. Здесь были и газеты, заботливо перевязанные ленточками, засахаренные фрукты, одна недавно вышедшая книга, стопка карточек, шахматный набор, правда, без доски.

— Я подумала, что ты сам сможешь разметить стол или какую-нибудь дощечку.

— Конечно, конечно! Это просто чудо!

— Доменико, посмотришь все, когда я… — Мариэтта осеклась. — Но есть один подарок, который я обещала Елизавете показать тебе сразу же.

— Дай его мне.

Она протянула ему небольшую, обтянутую кожей коробочку. Открыв ее, он обнаружил новую миниатюру Елизаветы, которая была нарисована вскоре после ее последнего дня рождения, когда девочке исполнилось девять лет. Какое-то время он молча глядел на ее изображение на маленьком портрете, и потом произнес:

— А теперь она похожа на Элену, как никогда прежде. Ты не знаешь, кто ее отец?

Мариэтта была настолько ошеломлена сказанным и тем, каким спокойным тоном Доменико произнес эти слова, что невольно закрыла лицо руками, и в неосознанном желании спрятаться, укрыться от его дальнейших расспросов прижалась лицом к коленям. Плечи ее вздрагивали.

— Так ты знаешь! Боже праведный! Ты знаешь обо всем! И как давно?

— Я всегда подозревал, что существовала какая-то тайна, связанная с появлением на свет Елизаветы, я чувствовал, что от меня всегда что-то скрывали. Иногда ты была такой отстраненной, замкнутой. Вначале мне казалось, что роды твои были настолько тяжелыми, что ты была на пороге смерти, но, в конце концов, Адрианна разуверила меня в этом. А твое нежелание принять от меня этот подарок, который я привез тебе из России? Ты ведь ни за что не хотела носить ее, эту парюру, хотя до меня доходили высказывания в кругу твоих знакомых, что красивее ты отроду ничего не видала. Поскольку не в твоих привычках говорить что-то просто так, лишь бы сказать, все это меня очень настораживало. Когда мы, наконец, обсудили с тобой все эти сложные вопросы, ну помнишь, тот проклятый отчет моего шпика, и когда все стало вроде бы налаживаться, я перестал думать обо всем этом, просто выбросил из головы. А потом произошел этот эпизод вечером в опере, когда мы ни с того, ни с сего сталкиваемся нос к носу с Эленой Челано на лестнице в опере.

Мариэтта, все еще не в состоянии смотреть ему в глаза, едва слышно выдавила.

— Мне кажется, я знаю, что ты хочешь сказать.

— Хочу сказать, что я заметил сходство их именно тогда, когда Элена улыбнулась мне, у меня сразу же возникло впечатление, что вот передо мной стоит наша взрослая Елизавета. На следующий день, когда кружил Елизавету по залу на руках и мы остановились перед зеркалом, я вдруг внезапно увидел в ней ее мать, и это было так, будто мне кто-то на ухо прокричал, что Элена действительно ее мать. И после этого все стало на свои места.

Мариэтта задумчиво подняла голову и отняла руки от лица.

— Я не понимаю, как я смогла все это вынести!

— Я тоже временами страшно мучился.

— Но ты все же ничего мне не говорил!

— Я полюбил девочку. Слишком долгое время я считал ее своей родной дочерью, и теперь мне уже трудно представить себе, что она на самом деле не моя. А что же произошло с нашим ребенком? У тебя случился выкидыш?

— Нет, он родился мертвым.

— О Боже! — простонал Доменико. Он сидел на кровати, подобрав одну ногу под себя, обхватив другую сложенными вместе руками, с выражением отчаяния на лице, с полузакрытыми глазами. Мариэтта сначала неуверенно, но потом, осмелев, рассказала без утайки ему всю эту историю. За все время, пока слушал, Доменико даже не пошевельнулся и не открыл глаз. Когда она высказала ему все, что хотела, не забыв напомнить даже и о том, что Елизавета имеет в себе примесь крови Челано, он по-прежнему, казалось, оставался совершенно безучастным. Именно это и беспокоило больше всего Мариэтту. Если бы Доменико вдруг разгневался и принялся бы обвинять ее во всех смертных грехах, это было бы хоть и не совсем желательной, но все же естественной реакцией любящего человека на все, что между ними произошло, и тогда она могла бы счесть это наиглавнейшим признаком выздоровления, прощания с застарелыми обидами и недомолвками прошлого. Его молчание можно было расценить как свидетельство того, что его страдания действительно глубоки, как и душевная боль, ими причиняемая. Она даже не решилась сейчас просто дотронуться до Доменико.

— Ты нас обеих ненавидишь, да? — едва слышно, страшась непонятно чего, прошептала она.

Открыв глаза, Доменико повернулся к ней.

— Нет, если я и испытывал когда-либо чувство ненависти, то оно никогда не было вызвано тобой или Елизаветой. У меня было достаточно времени здесь, в этих застенках, чтобы пересмотреть всю мою жизнь и определить для себя, что же в ней самое главное. Меня всегда очень успокаивало сознание того, что тебе удалось обрести спокойствие в дочери, ведь она нам дочь, а в некотором смысле даже ближе, чем если бы она была нашей родной дочерью.

— Я знаю, что сегодня ночью я зачала нашего ребенка, — казалось, Мариэтта не в силах говорить по-другому, лишь только шепотом, будто все, что открылось им сегодня, каким-то образом повлияло на ее голос. Доменико продолжал молчать, и она снова в ужасе прижала ладонь к губам, не зная, как он воспримет слова, только что сказанные ею, и в отчаянии закрыла глаза. Через мгновение она почувствовала, что его рука гладит ее по лицу, убирает со лба пышную прядь волос.

— Но даже если этого и не произошло, то я все равно буду любить тебя, — тихо произнес он.

Она посмотрела на него, и он улыбнулся ей в ответ, и все снова было хорошо, Мариэтта прижалась щекой к его сильному плечу. У обоих родилось такое ощущение, что они долго-долго пытались перейти по очень тонкому, шаткому мостику глубокую пропасть, и вот, наконец, достигли другого берега.

Когда капитан Зено в шесть часов утра отпер дверь камеры Доменико, оба они уже стояли одетые, сжимая друг друга в объятиях. Помня о наставлениях капитана, Мариэтта и Доменико быстро обменялись прощальными поцелуями, после чего она вышла из камеры и, как было договорено, не стала смотреть, как в двери камеры поворачивается ключ. Доменико не хотел, чтобы Мариэтта видела, как он смотрит на нее сквозь прутья решетки, хотя он действительно смотрел ей вслед пока она не скрылась из виду в мраке тюремного коридора. И теперь все ее слезы, которые она героически сдерживала, прощаясь с ним, потекли по щекам, и она была от души благодарна Себастьяно, ожидавшему у ворот тюрьмы и заботливо позволившему ей опереться на его руку, когда он вел ее к поджидавшей их гондоле.