Читать книгу "Супербоги - Грант Моррисон"

Едва заявив о себе на страницах личного комикса, молодой Ольсен рыбкой нырнул в фантастический мир физических метаморфоз, типичных для серебряного века. В случайно выбранных выпусках мы наблюдаем, как Джимми преображается в мальчика-дикобраза, гигантскую черепаху, оборотня, Эластичного Парня и «человеческий небоскреб», даже не делая пауз, чтобы поразмыслить над происходящим. Ни к долгосрочным дурным последствиям, ни к неврозам эти трансформации никогда не приводили.

Вторжение фантастического в повседневное шло по всем фронтам, и даже первая любовь Супербоя, обитательница маленького городка рыжеволосая Лана Лэнг, соседская девочка-делюкс, тоже начала двойную карьеру Насекомой Девчонки, посредством «инопланетного кольца» перестраивая тонконогое миниатюрное тело канзасской королевы школьного бала в тушу гигантской осы или исполинского мотылька, с раздутым животом и подвижными усиками, но со стройным человеческим торсом и головой, отчего зрелище пугало вдесятеро сильнее. Как и Джимми, Лана не переживала ни физического ужаса, ни психологических травм, превращая свой подтянутый подростковый живот в чудовищное паучье брюхо, щелкая хитиновыми передними ногами и выпуская суперпрочный шелк из прядильного органа, который возникал на месте нормальных канзасских ягодиц. Если бы Грегор Замза, кроткий коммивояжер Франца Кафки, родился под солнцем зарождающейся вселенной DC, он бы, возможно, бросил свои невероятные тараканьи силы на борьбу с преступностью и несправедливостью. А вскоре его бы уже позвали в Лигу Справедливости. Кафке и в голову не приходило, что его изгои могут оказаться героическими, как Люди Икс, эксцентрично блистательными, как Джимми Ольсен, или роскошными, как законодательница журналистской моды и лауреатка Пулицеровской премии Лоис Лейн.

В перерывах между инопланетными воздействиями Джимми Ольсен не желал оставаться самим собой больше пяти страниц подряд и в случае чего регулярно прибегал к «маск-комплекту». Жизнь его, прототип образов Дэвида Боуи, или Мадонны, или Леди Гаги, превращалась в нескончаемый парад с переодеваниями и переизобретениями личности. И задолго до того, как упомянутые артисты бросили вызов границам маскулинности и феминности, Ольсен деконструировал мачистский стереотип в череде софткорных гендерно-неопределенных приключений, адресованных детям и сейчас попросту не укладывающихся в голове.

Три незабываемые истории о трансвестите Ольсене, включая «Мисс Джимми Ольсен», можно обобщить нижеследующим текстом, с которого начинается один из стрипов в «Джимми Ольсене» № 95 (ах, как трепещет сердце):

ЕСЛИ ВЫ КОГДА-НИБУДЬ СПРАШИВАЛИ СЕБЯ, ДО КАКИХ ПРЕДЕЛОВ СПОСОБЕН ДОЙТИ ДЖИММИ ОЛЬСЕН В ПОИСКАХ ГАЗЕТНОЙ СЕНСАЦИИ, ВЫ ЕЩЕ НЕ ВИДЕЛИ, КАК ОН РАБОТАЕТ ПОД ЛИЧИНОЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦЫ ПРЕКРАСНОГО ПОЛА! ДА, ЧИТАТЕЛЬ. МОЛОДОЙ ДРУГ СУПЕРМЕНА КАРДИНАЛЬНО МЕНЯЕТ СВОЮ ЛИЧНОСТЬ И ОБЕИМИ НОГАМИ НА ВЫСОКИХ КАБЛУКАХ ВЛЯПЫВАЕТСЯ В БОЛЬШИЕ НЕПРИЯТНОСТИ, СТАВ НЕНАГЛЯДНОЙ ЗВЕЗДОЧКОЙ ПРЕСТУПНОГО МИРА.

Слова эти сопровождают картинку, на которой Джимми в зеленом платье семенит мимо почтового ящика, а несколько восхищенных мужчин гикают и косятся на его зад.

«ХА! ХА! ЭТИ БАБНИКИ РУХНУЛИ БЫ ЗАМЕРТВО, ЕСЛИ Б УЗНАЛИ, ЧТО ПОД ЖЕНСКИМ КОСТЮМОМ БЬЕТСЯ ВЕСЬМА МУЖЕСТВЕННОЕ СЕРДЦЕ РЕПОРТЕРА „ПЛЭНЕТ“ ДЖИММИ ОЛЬСЕНА!» – написано в мысленном облаке ухмыляющегося трансвестита Джимми.

Это сальное подмигивание намекает на безукоризненную деконструкцию маскулинного приключенческого жанра: отныне это сфера шоу-бизнеса, неустойчивой идентичности и всеядной сексуальности.

Джимми становится подругой гангстера, даже вступает в кордебалет и доказывает, что пляшет не хуже опытных танцовщиц. Затем косматую голову поднимает скотоложство: посреди напряженной романтической сцены в темном коридоре Джимми приходится вместо себя подставить рэкетиру Большому Монти Макгро губы слюнявой шимпанзе по имени Дора. Полагая обезьянью пасть благоуханными глянцевитыми устами Джимми Ольсена, рэкетир упадает в сладострастные объятия примата, а Джимми поспешно ретируется. Градус умопомешательства высок. Такие истории никогда не случились бы в реальном мире, даже если бы в нем существовал Супермен. Теперь это был самостоятельный мир – он жил внутри нашего мира, рос, развивался и усложнялся.

Художник Курт Свон рисовал юного репортера возмутительной красоткой в макияже и рыжем парике. На каблуках и в чулках Ольсен выглядел так, будто случайно забрел со съемок клипа Pussycat Dolls[79]. И изредка попадались панели, которые замечательно взрывали читателю мозг: на них Ольсен беседовал с Суперменом – без парика, но по-прежнему накрашенный, как кинозвезда, и по-домашнему одетый в розовый халат и мохнатые тапочки.

Но если можно Ольсену – значит и вообще можно? Я вырос с этой идеей маск-комплекта и игры, с представлением о теле и личности как чистом холсте. Взяв себе в ролевые модели бисексуального киллера-оборотня Джерри Корнелиуса из романов Майкла Муркока[80], я следовал по стопам Джимми Ольсена. Ольсен играл в рок-группах – и я тоже. Ольсен был раскован и даже в пятидесятых придерживался широких взглядов – и я тоже. Если можно приятелю Супермена, уж мне-то сам Бог велел. Совершенно очевидно, что эти истории сочиняли развратники, желавшие развратить молодежь. Им это прекрасно удалось.

Истории про трансвестита Ольсена уходили корнями глубоко в андерграундный мир мимеографированных порножурналов и бондажных комиксов Эрика Стэнтона[81], чья студия, помимо прочего, нанимала некоего Джо Шустера, создателя Супермена. Язык их напоминал истории вроде «Похищения трусиков» (подробно обсуждаемой доктором медицины Робертом Дж. Столлером в его книге 1985 года «Наблюдения за эротическим воображением») и другие трансгендерные байки 1950-х, в которых здоровые молодые спортсмены нежданно вляпывались в приключения и вылазка в обитель студенческого сестринства оборачивалась насильственной инициацией, причащавшей их радостям женского белья и макияжа. Разница была в том, что Ольсен полностью контролировал свои трансформации и не мог терпеть дольше двух страниц, прежде чем снова в кого-нибудь превратиться.

В то же время в отношении Супермена к Лоис проглядывало все больше жестокости и женоненавистничества, а Лоис становилась все вздорнее и все больше совала нос куда не просили. Трудно увязать этого неучтивого коварного грубияна с любым из популярных представлений о Супермене, и однако же, он снова и снова врал, морочил Лоис голову и подрывал ее матримониальные мечты, а она кипела и плела интриги.