Читать книгу "Держись и пиши - Екатерина Оаро"

Готово? Если да, то читайте дальше. Сейчас я покажу вам чеховский текст – и вы можете проанализировать, как работал с определениями Антон Павлович и как вы. Возможно, вы можете позаимствовать какие‐то принципы у классика. Или остаться при своих. Итак:

После венчания не было даже легкой закуски; молодые выпили по бокалу, переоделись и поехали на вокзал. Вместо веселого свадебного бала и ужина, вместо музыки и танцев – поездка на богомолье за двести верст. Он улыбался своими маленькими глазками. И она тоже улыбалась, волнуясь от мысли, что этот человек может каждую минуту поцеловать ее своими полными, влажными губами и что она уже не имеет права отказать ему в этом. Мягкие движения его пухлого тела пугали ее, ей было и страшно, и гадко.

Предлагаю всмотреться в каждое чеховское определение. Слово «легкой» – усилитель впечатления. Только представьте: герои простояли сначала длинную литургию, потом – венчание. И после этого никому не предложили еды. Даже закуски. Даже легкой. Добавило ли это определение смысла в текст? Добавило.

Слова «веселого» и «свадебного» интересны. Мне кажется, они принадлежат не только автору, но и героине – восемнадцатилетней девушке, которая выходит замуж за 52‐летнего чиновника. Ей бы хотелось бала и ужина – непременно веселого и непременно свадебного. Поэтому употребление этих слов тоже оправдано.

Определение «маленькими», на первый взгляд, избыточное: в слове «глазками» уже есть уменьшительно-ласкательный суффикс. Я думаю, что Чехов добавил это определение, чтобы усилить неприятное впечатление от чиновника и – как и в предыдущем пункте – передать отношение и взгляд героини.

Прилагательные «полными, влажными», как и последующие «мягкие» и «пухлого» тоже работают на создание портрета. Согласитесь, без них мы куда видим новоиспеченного мужа не так отчетливо и куда меньше присоединяемся к чувствам страха и гадливости, которые испытывает героиня.

Все прилагательные, которые использовал Чехов, добавляют что‐то к уже написанному. Пустых и утяжеляющих текст слов здесь нет. Поэтому прилагательные его прозу улучшают, а не разбавляют.

Глава 15

Миф о бедном языке
Или: моя речь далека от литературной!

В тринадцатой главе я уже писала: то, что вам мешает, вам помогает. Хорошие истории постоянно показывают нам это: сначала мы влюбляемся в персонажа, у которого обязательно чего‐то нет. Может быть, у него нет дома, может быть – терпения, может быть – свободы, а может быть – денег. Без недостатка персонаж получился бы недостоверным, плоским, слишком далеким от нас. Поэтому даже у прекрасного и храбрейшего Ахиллеса есть его пята – двигатель истории.

Недостаток этот закручивает сюжет, делает его интересным, сложным, жизненным. И нередко именно этот недостаток или особенность в конечном счете становятся сильной стороной героя.

Например, человек, у которого нет высшего образования, может много лет упоенно учиться сам и в итоге обойти всех «насытившихся и остановившихся» обладателей дипломов.

Или прекрасная отличница может полюбить нашего героя именно за то, что он нетерпелив и не идет на компромиссы.

Или, как в истории одной моей клиентки, лиса, переехавшая в город, может полсюжета стесняться своего хвоста, ведь он выдает в ней иммигрантку.

Но в итоге, когда лиса адаптируется и станет частью общества, хвост ее будет красоваться на городском флаге и превратиться в символ этого города.

Если всю жизнь вы хотели писать, но не писали, а занимались чем‐то другим, а теперь обнаружили, что ждать дальше невыносимо, вы можете столкнуться с тем, что пишете вы пока простовато, по‐школьному. Это абсолютно нормально, если вы со школьных времен не занимались литературным творчеством. Признав это, вы должны выбрать: загрустить и опустить руки или попробовать сделать из этого недостатка фишку. Конечно, параллельно наращивая мастерство.

Моя подруга Алена Глухова, переехав во Францию, захотела писать по‐французски. Создавать книгу на неродном языке – рискованная затея. Словарь ее был ограничен, и писать у нее получалось только простым, минималистичным языком, без стилистической эквилибристики.

– Зато на чужом языке я могу рассказать то, что не осмеливаюсь рассказать на родном, – сказала она на презентации своей дебютной книги. – Язык дает мне целительную дистанцию. В родной речи фонят эмоции и ассоциации. Когда я пишу по‐французски, мне приходится писать предельно ясно и просто. Это помогает мне распутать клубок чувств.

После таких слов сразу хочется прочесть ее книгу, правда? Тем более что книга эта автобиографична.

Но я хотела рассказать вам еще об одном способе сделать простой или неказистый язык приемом. Способ этот называется сказ.

Сказ – это жанр, повествование в котором ведет яркий рассказчик, речь которого часто далека от литературной нормы. Рассказчик этот не похож на вас, автора – он сам по себе персонаж. Возможно, вы вспомните «Малахитовую шкатулку» Бажова, «Левшу» Лескова, «Человека из ресторана» Шмелева или сказы Шергина.

В каждом из этих произведений повествование напоминает устный рассказ очень простого человека – с оговорками, ошибками, перескакиванием с мысли на мысль и всем тем, что свойственно устной непричесанной речи. Рассказчик в «Левше» не знает иностранных языков и коверкает слова, говоря «Твердиземное море» или «мелкоскоп».

Сказу к лицу любые отклонения от нормы, будь то жаргон, диалект, молодежный сленг или профессиональные термины. Сказу даже штампы к лицу, если вы пишете, к примеру, повествование от лица юриста. Смотрите, как смело начинается «Человек из ресторана» Шмелева:

«Человек мирный и выдержанный при моем темпераменте – тридцать восемь лет, можно так сказать, в соку кипел, – но после таких слов прямо как ожгло меня. С глазу на глаз я бы и пропустил от такого человека… Захотел от собаки кулебяки! А тут при Колюшке – и такие слова!..

– Не имеете права елозить по чужой квартире! Я вам доверял и комнату не запирал, а вы с посторонними лицами шарите!.. Привыкли в ресторанах по карманам гулять, так думаете, допущу в отношении моего очага!..

И пошел… И даже не пьяный. Чисто золото у него там… А это он мстил нам, что с квартиры его просили, чтобы комнату очистил. Натерпелись от него всего. В участке писарем служил, но очень гордый и подозрительный. И я его честью просил, что нам невозможно в одной квартире при таком гордом характере и постоянно нетрезвом виде, и вывесил к воротам записку. Так ему досадно стало, что я комнату его показал, – и накинулся. “За человека не считаете” и то и се!..»

Это монолог официанта Якова Скороходова. Он говорит как попало, как говорил бы в жизни: сразу к делу, без контекста, с лишними конструкциями («можно так сказать»), просторечными выражениями («захотел от собаки кулебяки»), обрыванием фраз («И пошел… И даже не пьяный»), упоминанием не известного нам пока Колюшки… тем и удивляет, и очаровывает.