Читать книгу "Алхимик - Питер Джеймс"

— Спасибо, сэр Нейл.

Он лично проводил ее до лифта. Когда она была готова войти в него, сэр Нейл сказал:

— Мисс Баннерман, вот что я имею в виду. Пусть мы и глобальная организация, но, руководя ею, я стараюсь ничего не упускать из виду. Если вас или вашего отца что-то огорчает, вы должны обращаться прямо ко мне. Обещаете?

Она пообещала.

13

Барнет, Северный Лондон. 1946 год

Дэниел Джадд уже четвертую ночь лежал на спине, глядя в темноту. Руки его были туго примотаны кожаными ремнями к ножкам кровати. Жесткие края металлической рамы врезались в свежие ссадины, оставшиеся после прошлой и позапрошлой ночей.

Его ягодицы и спина кровоточили, потому что оба родителя по очереди задали ему трепку: от матери ему досталось прошлым вечером за отказ читать молитву перед сном, а от отца — за то, что не вознес, как следует, благодарность перед ужином.

Нос у него был заложен, и он хотел высморкаться, но без рук у него ничего не получалось. Кроме того, ему ужасно хотелось помочиться, но он слишком боялся позвать родителей — и в то же время со страхом думал, как его накажут, если он намочит постель. Так что он лежал, беспомощно сопя носом; глаза жгло слезами, а переполненный мочевой пузырь отдавался резкой болью в левом боку. Ему оставалось лишь смотреть в темноту широко раскрытыми испуганными глазами.

У них хвосты и жала как у скорпионов, и в их власти мучить людей пять месяцев.

Скорпионы!

Скорпионы доберутся до тебя, если не будет Божьей печати на лбу.

Он никогда не видел живого скорпиона, только картинки в энциклопедии да еще мертвого в музейной банке; он был меньше, чем Дэниел думал, размерами с большую пчелу. Черный и жесткий. Он представил, что сейчас пол покрыт ими, они ползут к кровати и вот уже добрались до ее ножек. Они кишат вокруг, хватаются черными когтями за свисающие складки простыни и собираются в ногах постели.

А у него нет на лбу Божьей печати, которая могла бы защитить его.

Родители рассказывали ему об этой печати, но добавляли, что он грешник и поэтому не имеет ее. Но он все равно продолжал вглядываться в зеркало в ванной и, к своему разочарованию, убеждался, что они правы.

Он не видел такой печати ни у своей матери, ни у отца, но они объяснили, что, когда ты получаешь ее, она тут же становится невидимой. Но ты-то знаешь, когда она появляется.

Сегодня вечером мать прочитала кусок о скорпионах:

— «…Она отворила кладезь бездонный, и вышел дым из кладезя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма от кладезя.

И из дыма вышла саранча на землю, и дана была ей власть, которую имеют земные скорпионы.

И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям, которые не имеют печати Божией на челах своих.

И дано ей не убивать их, а только мучить пять месяцев; и мучение от нее подобно мучению от скорпиона, когда ужалит человека.

В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее, пожелают умереть, но смерть убежит от них».

Мать внушила ему, что если ночью его посетят грязные мысли, то скорпионы доберутся до него. Если он будет думать о прикосновениях. О занятии грязными делами.

Да, он думал о прикосновениях, думал о них и сейчас, думал, как возьмет это и позволит брызнуть моче, о том, как она вся выплеснется и избавит его от резкой боли в животике.

А это значило, что скорпионы уже подбираются к нему. Конечно же. Он напряженно прислушивался, ожидая услышать звуки когтистых лап, ползущих по ковровому покрытию, тихое поскрипывание и клацанье их, которые в любой момент могут вскарабкаться на простыню.

Стиснув зубы, он молча прислушивался. Он слышит их! Его постель ожила, она кишит насекомыми. В темноте он затаил дыхание, пытаясь за гулом пульсирующей в голове крови уловить звуки движения. Движения насекомых. Он закусил губу. Что-то… Что-то ползет по стеганому покрывалу. Вот оно.

Чирк. Чирк-чирк. Чирк. Пауза. Чирк-чирк-чирк-чирк.

Во рту пересохло от страха.

Чирк-чирк-чирк.

Еще ближе.

Чирк-чирк-чирк.

Он подавил невольный вскрик, сглотнул его и чуть не подавился. Он отчетливо слышал шорох когтей о полотно, на котором они оскальзывались, словно на льду. Вот они вцепились в него! Чирк-чирк-чирк.

Что-то коснулось его руки. Двинулось по рукаву пижамы; маленькое существо, затем другое и еще одно. Сквозь тонкую материю он чувствовал колющее прикосновение коготков. Они проползли вверх по рукаву, мимо локтя. Он представил себе маленькое черное создание с высоко задранным хвостом, завиток которого покачивался над его спиной. Он сглотнул спазм в горле. Все будет хорошо, если лежать неподвижно, вот это он и должен делать, лежать совершенно неподвижно, не подавая виду, как он испуган.

Это добралось до его плеча. Затем что-то коснулось шеи, что-то холодное, жесткое, подрагивающее; затем он почувствовал, как его уколол первый коготь, острый как иголка; его тело содрогнулось от страха. Он чувствовал, как чьи-то лапы подминают его кожу; вот они проползли по шее и добрались до кадыка — каждый шажок был как укол иголкой. По подбородку, по нижней губе, через рот — теперь он мог обонять гнусный кислый запах этого существа. Оно проползло мимо его ноздрей и стало взбираться по скуле, подбираясь к глазу.

Оно собирается проткнуть ему зрачок…

— Мама! Мама! Папа! — завопил он. Его трясло от ужаса, он дышал короткими всхлипами, отчаянно мотая головой из стороны в сторону. — Мама, папа, помогите мне, помогите, помогите!

Вспыхнул свет, мгновенно ослепив его. Пока он промаргивался, что-то перекрыло его правый глаз и тяжело легло на глазное яблоко. Тень исчезла, он услышал щелчок пальцев, и какое-то создание шлепнулось на ковер справа от него — оно лежало на спине и сучило лапками в воздухе: темно-коричневое, примерно в дюйм длиной.

Затем отец ногой в тапочке раздавил его на голых досках пола.

— Скорпион, — шепнул Дэниел, с трудом переводя дыхание.

— Что за чушь ты несешь, глупый маленький ребенок, — сказала мать.

— Это скорпион?

— Ничего подобного, это таракан. — Отец взял его двумя пальцами и поднес к лицу сына. Две из его ног содрогнулись и медленно расслабились; из лопнувшего живота тянулась какая-то оранжевая жидкость, и подрагивали усики.

— Это знак, — объявила его мать. Он смотрел на нее снизу вверх; она куталась в теплый ночной халат, ее мертвенно-бледное лицо лоснилось от крема, а взгляд был полон гнева. — Это знак от Бога, Которому известны все твои грязные мысли. — Она с силой ударила его по лицу. — Так ты думал о гнусностях?